– Петр.
– Так говоришь, Петр, всегда склады при пожаре запираются? – бинтуя мужицкие ладони, спросил я.
– Вестимо не всегда, – ответил, морщась от боли, недавний пожарный. – Добрые хозяева не закрывают. Да только мало их. Перевелись нынче такие. Всякий за копейку мать продаст и сам удавится. А уж простой народ и вовсе за скот считают.
Я до боли сжал челюсти. Это уже ни в какие ворота не лезет. Совсем совесть потеряли. Лишь бы товар не уперли, а то, что люди заживо горят это так, это не важно… Меня аж передернуло от такого обращения с работниками.
– Ну, вот и всё, – закончив бинтовать, я осмотрел свою работу. Вышло грубо, но вполне сносно. – Значит так, – обратился я к мужику, – тебе теперь к доктору надо.
Покопавшись в складках шинели, я снял с пояса кошель и молча засунул ему за пазуху:
– Это тебе на лечение, и за храбрость.
– Спаси вас Бог, ваше высокоблагородие, – Петр встал и низко поклонился, забинтованной рукой придерживая ворот зипуна, чтобы не вывалился кошель.
– Вообще-то не Ваше высокоблагородие, а Ваше Императорское Величество, – поднимаясь с колена улыбнулся я.
– Да мы народ тёмный, в титулах не разбираемся, – улыбнулся он, сквозь кустистую бороду, в ответ. – Всяк кто знатен, но не Царь – «высокоблагородие».
Я не выдержал и расхохотался. Громко, во весь голос, утирая слёзы грязным рукавом. Это был воистину горький смех. Я смотрел на Петра и видел весь русский народ. Покорный и бунтарский, боящийся начальства и не страшащийся смерти, способный смеяться, когда хочется плакать. Боже, дай мне сил, чтобы его не подвести.
Перестав, наконец, смеяться и утерев слезы, я подошёл к Петру вплотную и, положив ему руку на плечо, тихонько сказал:
– Я и есть Царь. Николай Александрович Романов. И как Царь я тебе обещаю, что никто больше не будет на Руси относится к людям как к скоту. Никто не сможет губить людей за монету и оставаться безнаказанным. Я всё для этого сделаю. Жизнь положу.
Петр уставился на меня не верящим взглядом, брови его поползли вверх так, будто хотели сбросить с головы шапку. Он побледнел, бухнулся на колени. Попеременно крестясь и долбя лбом землю он начал бормотать что-то невнятное.
– Склад открыли. Всех вывели, – доложился, шумно переводя дух, подбежавший тем временем Владимир Барятинский.
– Вот что Володя, – подумав, сказал я, – езжай-ка ты к Суворову, передай пусть сюда казаков и жандармерию подтягивает. Всех кого сможет. Нужно оцепить склады и провести расследование. Ну и чтоб взаправду все не разворовали, прибавил я спустя мгновение.
Запыхавшийся князь отрывисто кивнул и тут же бросился к оставленным на почтительно расстоянии от огня лошадям.
Спустя полчаса я наблюдал радующую монарший взор картину. Район портовых складов был полностью оцеплен. Всюду сновали пожарные и добровольцы из рабочих.
Мой красноречивый приказ, сводившийся в кратком изложении к «Всех впускать, никого не выпускать, при попытке бегства открывать огонь!» был отменен уже спустя три минуты после оглашения. К своему стыду, я совершенно забыл про многочисленных пострадавших. Раненных, вернее обожженных, оказалось достаточно много. Немедленно распорядившись доставить всех по больницам, я заработал себе ещё несколько очков в глазах маленького человека. Надо будет, кстати, навестить их через пару дней.
За всей этой суматохой у меня абсолютно вылетел из головы плененный мною приказчик. Вырвавшись из плотного кольца окруживших меня свитских, жандармов и купцов с портовым управлением в придачу, я направился к своему, уже потухшему складу. И ничуть не удивился, увидев спокойно сидящего на том же месте, а именно на спине своего приказчика, и самозабвенно дымящего люлькой мужичка. Интересно, как он её набивал с такими руками?
– Эй, Петр! Иди сюда! И приказчика своего веди! – прокричал я, махнув рукой.
Дважды повторять не пришлось. Ждать, впрочем, тоже. Будто только того и дожидаясь, Петр резво вскочил и, придав необходимый заряд бодрости своему пленнику посредством пиночно-почечной передачи, устремился за мной.
Быстро найдя ближайшего ко мне жандарма и сдав ему приказчика, я пообещал немного потерявшемуся в моем присутствии стражу порядка, оторвать голову, если заключенный сбежит. Жандарм быстро нашелся. Пока я разговаривал, Петр, ни на секунду не сводивший глаз со спины бородатого, и, думая, что его никто не видит, отвесил оному прощального тумака и, как ни в чем не бывало, отошел в сторонку.
– Стой! Куда пошел! – окликнул я его. – Проводи до больницы и проследи, чтоб его там устроили, – обратился я к стоящему рядом, в оцеплении, жандарму.
– Будет сделано Ваше Императорское Вел-во! – прогрохотал тот могучим басом и, профессионально подхватив Петра под руку, буквально спустя мгновение исчез в толпе.
Я огляделся. Пожары успешно тушились. Набежавшие со всех сторон люди лопатами забрасывали оставшиеся от неудачливых складов угли подтаявшим, грязным снегом и обливали водой не занявшиеся склады по соседству. Часть народу уже даже начала подходить к оцеплению, пытаясь выйти.
– Александр Аркадьевич, любезный. Давайте-ка выпускайте всех порожних рабочих и зевак в город, а всех приказчиков, купцов и портовое управление задержите здесь и соберите где-нибудь вместе. И проконтролируйте, что на складах никого не осталось! По исполнению доложить!
– Слушаюсь! Позвольте вопрос? – Осведомился генерал-губернатор.
– Да, конечно.
– Что делать с теми, кто имеет при себе что-либо краденое?
– Задерживайте до выяснения, что и откуда, вдруг все же свое. Сильно расспрашивать резона нет. Редкий дурак сейчас попробует что-то умыкнуть. Да, и народ на морозе постарайтесь долго не держать, – добавил я напоследок.
– Будет сделано, Ваше Императорское Величество! – сделав попытку щелкнуть каблуками, утонувшими в рыхлом снегу, Суворов бросился раздавать приказы.
– Ваше Величество, – осторожно обратился ко мне Володя. – Может вернетесь во дворец? Холодно, а вы одном мундире. Как бы опять не заболели.
И верно, я тут же почувствовал, как замерз бегая на морозе и зябко повел плечами, на которые спустя мгновенье опустилась чья-то теплая шуба.
– Айда в ближайший кабак, – скомандовал я. Чем мерзнуть понапрасну или вовсе отправляться во дворец я решил с пользой скоротать время до выполнения моих распоряжений. – Кстати где они тут…
– Я знаю! Тут недалеко, – встрепенулся самый молодой из моих адъютантов и тут же покраснел.
– Веди, давай. Гуляка… – скомандовал я смутившемуся под веселыми улыбками гвардейцев адъютанту
