Последние бумаги, лежавшие на самом дне, были написаны Денисом Черновым и содержали не очень много пунктов, часть из которых поразила меня своей кровожадностью. Он предлагал ввести одну форму наказания для государственных чиновников, начиная с уровня главы района: за коррупцию, нецелевое расходование средств, пренебрежение обязанностями и превышение полномочий — смертную казнь. И пояснение было простым: высокий уровень прав диктует необходимость высочайшей степени ответственности. Ответственность — это не отстранение от исполнения обязанностей, ответственность — это не пять лет тюрьмы условно, ответственность — это не досрочный уход на пенсию. На их уровне принятия решений ответственность может быть только одна — смерть! Не может быть равной ответственности за кражу мешка сахара и закупку ненужных станков на пару миллионов долларов, и любой, желающий сделать карьеру, должен понимать: либо честная работа, либо смерть. Кроме того, он собирался протащить закон об обязательном судебном преследовании любого выборного лица после окончания его полномочий. Презумпция невиновности в их отношении отменялась. Если выбрали тебя депутатом — будь добр, работай, ты сам этого хотел: быть полезным стране и решать ее проблемы! И знай, что через пять лет обязательно и неотвратимо будет суд присяжных, случайно набранных на твоем избирательном участке, и избиратели будут решать — был ли ты полезен, бестолков или прямо вредил их интересам. И здесь предлагалось три варианта вердикта: полезному разрешалось принять участие в следующих выборах, бестолковому давалось пять лет тюрьмы — ровно столько, сколько провел он в высоких креслах, а признанному вредным — вышка. Добрейшей души человек Денис Игоревич! Для осужденного к расстрелу оставалась одна возможность остаться живым — обратиться с прошением к Президентской комиссии по делам чиновников и просить снисхождения, которое могло быть вынесено после расследования только с конфискацией имущества и выдворением фигуранта из страны. Впрочем, действенные усилия на поприще служения обществу Чернов предлагал награждать необыкновенно высокими доходами, обширными правами при выходе на пенсию и всемерным содействием продвижению близких заслуженного человека — в бизнесе, искусстве, спорте — по умениям. Лучшие места в учебных заведениях, лучшие тренеры в лучших спортзалах, галереи и театры — заслуги крупного чиновника, занятого улучшением жизни избирателей, легко покроют эти расходы. Что-то подобное я знал из истории Южной Кореи, где несколько президентов — два или три — последовательно, один за другим, были осуждены на приличные сроки. Первый из них — Ро Дэ У, демократический президент, сменивший «гадкого диктатора» Чон Ду Хвана, получит в 1996 году от своего преемника 22 года тюрьмы — за коррупцию, разумеется. Кстати, вместе с самим диктатором, прятавшимся в буддийском монастыре. Впрочем, каждый корейский президент начинал свое правление с борьбы с коррупцией, которая ничуть не мешала почему-то развиваться главной витрине корейского бизнеса — чеболям. Samsung, Lotte, Gold Star, Hyundai — прекрасно себя чувствовали при любом уровне коррупции и при любой форме государственного устройства.
Этот опус заставил меня надолго задуматься — я даже представить себе не мог, к чему приведет столь жесткая система естественного отбора чиновничества. И если принятие этих норм в России Черновым предполагалось не завтра, то начинать их популяризацию следовало незамедлительно — чтобы приучить сознание людей к тому, что справедливость бывает не только потакающей власть имущим.
Этот документ я тоже отложил в сторону, потому что требовалось сотню раз подумать, прежде чем вынести по нему оправданное и взвешенное решение.
Увидев, как я закрыл папку, Дэни Блэк призвал коллег к тишине и спросил:
— Ну что, командир? Доволен работниками?
— Мы сможем все это сделать? — вопросом на вопрос ответил я.
— Не могли б — не писали бы. Здесь же нигде нет призыва улететь завтра на Марс? Значит, все остальное — достижимо.
— Я вот про революции в Испании и Дании сомневаюсь.
— Не нужно сомневаться, это не из пальца высосано. Андрей же не предлагает поддерживать ИРА, потому что прекрасно понимает, что британцы будут искать тщательно, а вот если баски и каталонцы начнут активную бодягу, то для остального мира это будет только повод отвлечься от СССР. Общий экономический урон от тамошних бунтов будет невелик, но развяжет нам руки во многом другом. Если ты беспокоишься о Дании, то делаешь это зря. Говоря — Дания, мы подразумеваем — Гренландия, где живут эскимосы, еще не знающие, что такое священное право быть независимыми и самим продавать свою рыбу.
— Да, наверное, так, — мне оставалось только согласиться, потому что просчитать наперед эффект этих предложений я не мог, да и не «видел» пока ничего. — Я возьму это на пару дней для подробного ознакомления? Нужно, чтобы в голове все улеглось.
— Бери, читай, — разрешил Блэк. — Только первые страницы оторви и здесь оставь. Не нужно имен и целей. Пусть это будет просто стопка бумаг сумасшедшего идиота — если вдруг они попадут не в те руки.
Я попрощался с «коллективом реформаторов» и в сопровождении Алекса поехал домой.
Весь вечер и полночи листал бумаги, пытаясь увидеть отдаленные перспективы, но ничего конкретного не обнаружил. Россия в складывающихся реалиях мнилась мне теперь не испытывающей кошмаров приватизации, «бандитских» 90-х и окраинных бунтов вроде Чеченского, но чем это было вызвано — я пока еще не видел. Вернее, всего там было понемногу: не так плохо с работой, немного получше с продовольствием, чуточку успешнее на внешнем рынке, поменьше стрельбы в городах и побольше людей в тюрьмах, но ничего конкретного не ухватывалось.
А в четыре часа утра, когда я собрался уже ложиться спать, раздался звонок на мой новенький мобильный телефон, и возбужденный голос Захара буквально сотряс трубку:
— Ты где?!
— Спать собирался, а что случилось? И тебе, кстати, доброй ночи… вернее, доброе утро.
— Сардж, ты же помнишь тех людей, — проигнорировал мое приветствие Захар, — с которыми я должен был встретиться?
— Это из списка?
— Да! Я в Италии! Короче, тут такое обнаружилось! Я просто в шоке! Если все это правда, то нам осталось очень недолго!
— Да толком скажи, — я начал раздражаться, — что там у тебя стряслось? И как оказался в Италии?
— Долго рассказывать. Очень долго. Лучше бы тебе все услышать самому. Звони, покупай ближайший рейс до Рима, я тебя там встречу. Лучше до Милана или Турина, если есть такой рейс. Дело срочное. Очень! Срочнее всего, что было раньше!
