— Кажется, я понял. Это знак, парень. Поехали, я покажу тебе кое-что.
У Гурджиева был автомобиль — новенький шестицилиндровый «Ситроен» с откидывающимся верхом. Сев за руль, маг преобразился — теперь он выглядел лет на десять моложе и гораздо бодрее. Недомогание как рукой сняло — даже голос, натолкнувший Жерома на мысль о фарингите, стал молодым и звонким.
— Одет ты, конечно, как клошар, — сказал он, искоса поглядывая на сидящего рядом Жерома. — Публика подумает, что я стал набирать учеников среди городского отребья. Ну да ничего, в поместье найдется пара приличных костюмов.
— В поместье? — переспросил Жером. — Мы едем за город?
— Ты поразительно догадлив, мой молодой идиот. Мы едем в мою школу танцев.
«Только проверок на дорогах мне не хватало», — подумал Мушкетер. Последнее время люди Оберга, напуганные активностью маки,[14] ужесточили контроль над загородными трассами.
— Вы уверены, что не можете ответить на мои вопросы где-нибудь в Париже? Мы могли бы посидеть в кафе, я с удовольствием угощу вас арманьяком…
Гурджиев добродушно рассмеялся.
— Считаешь меня алкоголиком, а? Да, я не прочь иногда выпить рюмку-другую, но это же не повод, чтобы пропускать занятия!
— Какие занятия?
— В моей школе, идиот! Да будет тебе известно, что я учитель танцев — лучший в Париже. Не скрою, я давно не посещал мою школу… из-за болезни… но ты вылечил меня, и теперь я просто обязан туда отправиться.
Они пронеслись мимо двух полицейских, сидевших на приземистых черных мотоциклах. Полицейские удивленно посмотрели им вслед.
— А вы уверены, что вас там ждут? — не сдавался Жером. — Вы же сами сказали, что давно там не появлялись.
— И что с того? Занятия можно проводить даже с одним учеником.
«Ситроен» бодро мчал мимо Булонского леса. Машин на шоссе было мало, но Мушкетер с тревогой отметил, что Гурджиев почти не смотрит на дорогу.
— А если мы наткнемся на патруль? — спросил он. — У вас есть с собой документы?
Старик похлопал себя по карману кожаной шоферской куртки.
— Не волнуйся, парень, эти бумажки производят впечатление на бошей.
— Надеюсь, — вздохнул Жером.
Их остановили при въезде в Мальмезон. До оккупации там находился пост дорожной жандармерии — одноэтажное белое здание с цветами на окнах. Новые хозяева выбросили цветы и забрали окна железными решетками, а на плоской крыше установили снятый с танка пулемет. Дорогу теперь перегораживал шлагбаум, за сто метров до него вдоль дороги были поставлены фанерные щиты с надписями на немецком и французском: «Сбросьте скорость!», «Проезжать без остановки запрещено!», «Приготовить документы!». Гурджиев послушно притормозил перед шлагбаумом. Из домика, не торопясь, вышел усатый офицер в форме полиции порядка. Остановился в трех шагах от машины и замер, как статуя.
— Вот ведь мерзавец, — сказал Гурджиев по-русски. Жером стиснул зубы. — Хочет, чтобы я к нему вышел — я, старый человек!
Офицер выпятил челюсть. Вряд ли он владел русским, но говорить при нем на незнакомом языке явно не стоило.
— Вы не могли бы подойти к машине, месье? — страдальческим тоном произнес Гурджиев, переходя на французский. — У меня ужасно болят ноги!
— Ферботтен, — рявкнул офицер. — Вам должно выйти и предъявить документы!
— Это может сделать за меня мой спутник?
Полицейский выпучил глаза.
— Выйти из машины, быстро! Оба!
На крик из домика выглянул толстомордый сержант. В руках у сержанта был автомат с коротким стволом. «Обидно», — подумал Жером. Страха он не испытывал — только жуткую злость на вздорного старика.
— Ничего не поделаешь, — театрально вздохнул Гурджиев. — Придется подчиниться…
Немилосердно кряхтя, он начал выбираться из машины. Жером открыл дверцу со своей стороны и поставил ногу на землю. В подошве ботинка пряталась остро заточенная стальная стрелка — ей Мушкетер рассчитывал снять толстомордого автоматчика. Но двоих полицейских сразу бесшумно нейтрализовать не получится, наверняка начнется стрельба, а против пулемета на крыше не больно-то повоюешь. Ладно — как говаривал Наполеон, чья резиденция была достопримечательностью Мальмезона, сначала ввяжемся в бой, а потом посмотрим. Жером наклонился, делая вид, что завязывает шнурок, и тяжелая метательная стрелка скользнула ему в ладонь левой руки.
— Прошу вас, месье, — Гурджиев уже доковылял до офицера и протянул ему документы. — Мне весьма нелегко, но я соблюдаю законы. Если месье говорит, что надо выйти из машины — я выйду, хотя это и стоит мне значительных усилий.
— Молчать! — рявкнул полицейский. Его глаза, и без того наводившие на мысль о базедовой болезни, совсем вылезли из орбит. — Вы есть русский?
— Наполовину, — с достоинством ответил Гурджиев. — Я родился в Армении. Прошу вас, месье, ознакомьтесь вот с этим документом…
Сержант-автоматчик уже шел к ним через двор.
— Майн готт, — сказал вдруг усатый совершенно другим голосом. — Я… я не знал… Господин Гурджиефф, я приношу вам своих самый глубокий и искренний извинений! Я очень сожалею, что заставил вас выйти из машины, но это есть дисциплина, вы должны понимать!
Он обернулся к сержанту и яростно махнул на него рукой — не нужен, исчезни!
— Вы и ваш спутник можете проезжать, — полицейский попробовал изобразить улыбку. — Все в порядке, аллес гут. Могу я иметь надежда, что вы не станете жаловаться господину Кнохену на мои действий, кои есть только и единственно следствие стремления к порядку?
— Хорошо, — печально согласился Гурджиев, — я ничего не скажу господину Кнохену. Прощайте, месье!
Жером почувствовал, как у него вспотели ладони, и незаметно опустил стрелку в карман. «Еще минута, и я бы начал действовать, — подумал он. — Чертов старик, не мог сразу сказать, что у него аусвайс, подписанный самим Кнохеном!»
Гельмут Кнохен числился заместителем Оберга, шефа парижского гестапо, подходы к которому Мушкетер безрезультатно пытался найти последние несколько месяцев. В отличие от Оберга и других боссов гестапо, Кнохен был молод, прекрасно образован и обладал отменным художественным вкусом. Он вел светскую жизнь и считался завсегдатаем аристократических салонов Парижа. Мало кто знал, что в действительности создателем машины тайного сыска, наводившей ужас на всех парижан, был именно этот элегантный интеллектуал, а Оберг только пользовался его разработками.
— Откуда вы знаете Кнохена? — спросил Жером, когда Гурджиев, по-прежнему кряхтя и охая, забрался на водительское сидение «Ситроена». Усатый полицейский уже скрылся из виду, шлагбаум перед ними медленно начал ползти вверх.
