Марат. — Важный вопрос. Нас тут, — он еще раз окинул взглядом собравшихся. — Семнадцать человек. С одной стороны — нас никто не уполномочивал решать такие вопросы, но кроме нас решить их некому.
— Итак, — откашлялся Марат. — Мы сейчас с вами занимаемся тем, что искусственно провоцируем и модулируем революционную ситуацию. Классики говорят, что эта ситуация наступает самостоятельно, но никто особо не говорит — надо ее подталкивать, или нет. Хотя, большинство из тех же классиков склоняется, что желательно не просто подталкивать, а даже и подпинывать не помешает. Вот перед нами аппарат, который серьезно сократит время для того, чтобы верхи в какой-то момент не могли по старому рулить ситуацией. Конечно, мы можем подождать еще год, два. Десять лет, или пятьдесят… Чтобы бухнул мировой экономический кризис, а за ним — Третья Мировая война. Помрет уж не знаю сколько людей — сто миллионов, двести, три миллиарда, а может и все десять. И только после этого ситуация станет революционной, когда станет ясно — что дальше просто край, надо что-то менять. Но вот честно я, лично и самостоятельно, склоняюсь, что если есть возможность что-то поменять — то делать это нужно побыстрей, может каждая профуканная минута сейчас стоит жизней целого города, а то и больше. Так что я ставлю вопрос на голосование. Между нами, то есть теми, кто в курсе дела. Будем мы ждать мировой кризис и мировую войну? Или займемся делом по переформатированию общества не дожидаясь этих эпичных событий? Ктоза то, чтобы с завтрашнего дня нам начать работу по направлению «не ждем войны, берем будущее в свои руки»? Голосуем…
Поднялось шестнадцать рук.
— Михалыч? — удивился Марат.
— А я за войну, — сказал старый мастер. — Мне жить то осталось три понедельника. Напоследок бы сходил в атаку, чтоб меня снарядом разорвало… Я, в общем, «против». Заноси в протокол. Да здравствует кризис, и миллиарды трупов!
— При шестнадцати «за» и одном «против» решено не дожидаться революционной ситуации, а начинать моделировать ее, — подвел итог Маузер. — И начнем мы с генерал-майора Попова.
* * *
Генерал-майор Попов очнулся от того, что не мог пошевелиться. На руках были какие-то рукавицы, сам он был упакован в какой-то мешок, да еще прихвачен по коленям, поясу и груди ремнями, и повязка на глазах.
— Где я? — спросил он в пустоту.
Последнее, что запомнил генерал — он в своем кабинете. Сидел, разбирал бумаги. Задремал…
Неужели инфаркт? Или инсульт? Мог просто внезапно потерять сознание и крепко стукнуться.
Да нет, что вы… Зачем инсультника или инфарктника привязывать к кровати? Он же явно и четко упакован, и крепко привязан.
— Что случилось? — снова спросил он. — Что происходит?
Послышался звук, как будто по бетонному полу тащат железный стул. Потом кто-то установил этот стул, и грузно сел на него, совсем рядом. Генерал услышал как скрипнули ножки от нагрузки. Кто-то очень тяжелый сидел рядом, и смотрел на обездвиженного человека.
— Слушайте, генерал, — сказал наконец рядом странный голос. — Я буду говорить прямо и кратко.
Голос сделал паузу, и продолжил:
— Очень скоро власть поменяется. Вместо сегодняшнего «не пойми чего» на территории этой страны будет установлен социалистический строй. Остановить это вы не сможете. Вы сможете только увеличить жертвы, и развязать полноценную Гражданскую войну. На самом деле это никому не нужно — ни жертвы, ни война. Поэтому мы предлагаем вам перейти на нашу сторону, выбрать место среди победителей. Если вы не согласны — вы будете уничтожены сразу после отказа. Вы исчезните, вас никто и никогда не найдет — и это будет достойно и честно. Если согласитесь — то вам в голову будут внедрены приборы слежения и связи. Они помогут вам не наломать дров, и действовать согласованно. Однако если вы решите просто спасти себе жизнь, и предать нас после — то в этих приборах есть заряд взрывчатки, и вы, наверно, прекрасно наслышаны о судьбах тех, кто решил играть нечестно. Пока я рассказал вам всё, что вам надо услышать. У вас ровно час на размышления и ответ.
— Стойте, — закричал Попов. — Кто вы? Вы что — серьёзно? Немедленно развяжите меня! Что хоть за шутки! Какой социалистический строй? Вы кто вообще? Вы вообще представляете кто я? Вернитесь на место! Вы слышите что я говорю?
Уже через минуту генерал сообразил, что его никто не слышит. Он был один в этой комнате.
Итак, что мы имеем? Да, уж кто-кто, а генерал прекрасно знал о «взрывающихся сотрудниках». Их было уже несколько сотен, если не тысяч. Об этом никто старался не говорить, хотя вначале это было просто уму непостижимо. Но как только ты открывал рот — можешь считать, что твоя голова тоже в зоне риска. Ты сам кандидат в камикадзе. Или просто исчезнешь…
Так вот куда они исчезали… Эти исчезновения тоже наделали много переполоху. Хотя не столько, сколько головы, разлетающиеся по стенам. Был человек — нет человека. Зашел в туалет в охраняемом здании, со всеми степенями защиты… — и не вышел. Как будто его в унитаз засосало. Смешно?
Ничего смешного. Тысячи исчезнувших сотрудников — и ни одного трупа. Ни одной весточки, ни требований, вообще ничего.
Генерал еще раз потрепыхался. Нет, закрепили надежно. Может, он спит? Попов крепко укусил себя за язык. Больно. Не спит.
Чем здесь пахнет? Он несколько раз втянул воздух, разными порциями, и в разных амплитудах. Ни хрена и ничем тут не пахнет. Нормальный, абсолютно чистый воздух без всяких примесей.
Посторонние звуки? Нет тут никаких посторонних звуков.
Так, давай без паники… Что там говорил этот псих? Гражданская война? Социалистический строй? Опять большевики из всех щелей полезли? Революционеры. Мать их за ногу. Чекисты — энкэвэдешники…
Вот только сотрудники НКВД, подумалось Попову, были кем угодно, но только не психами. Он читал критерии отбора… В НКВД даже если ты абсолютно нормален, но у тебя в близком родстве были психи — уже не брали. Вот поэтому на них пришлось вылить столько грязи — это была идеально-чистая, абсолютно нормальная государственная служба, на которой не было и единого пятнышка, которая даже при своей чистоте все равно продолжала чистится — что внутри, что снаружи. Да среди восьмидесяти тысяч служащих НКВД на границе, на заставах — в первые дни войны никто не отступил без приказа. Никто не сдался, все они стояли до конца, до последнего патрона и человека, когда вокруг шли в плен дивизиями и армиями — вот какие это были люди. Таких людей сложно оболгать. Но можно… Как только умерли
