Сами же поединщики стояли друг напротив друга, перед огромными костром горевшим возле воды. Князь Ладожский явился в черном плаще, увешанным амулетами из человеческих костей, птичьих черепов и змеиными выползками. В руках Волх держал бубен, вроде тех с которыми ворожили кудесники веси, . Кривогость же явился в своей медвежьей шубе, прямо на голое тело, держа в руке посох с медвежьим черепом. Единственный желтый глаз его злобно вперился в Волха.
— Давай, ладожский приблуда, покажи на что ты годен, — издевательски произнес он, скаля острые зубы, — вызов брошен тебе, так что тебе и начинать.
Волх пожал плечами и, вскинув руки, прошептал несколько слов. Порыв внезапного ветра взметнул пламя костра, хлестнув Кривогостя вихрем песка, дыма и искр — но волхв кривичей вскинул посох и поднявшийся было вихрь бессильно рассеялся. Кривогость, скаля зубы в пренебрежительной усмешке, что есть силы ударил посохом — и даже Херульв почувствовал как дрогнула под его ногами земля, а в костре затрещали поленья и несколько горящих углей ссыпалось по склону. Волху же пришлось еще хуже — он покачнулся так, что чуть не упал, под ногами его прорезались глубокие трещины. Кривогость рассмеялся, но улыбка исчезла с его губ, когда князь закружился на месте, размеренно ударяя в бубен и что-то напевая себе под нос. Ясное звездное небо вдруг заволокли тучи, пролившиеся на обоих волхвов сильным дождем, враз залившим костер. При этом на Херульва и всех остальных не пролилось и капли.
— Решил, что в темноте ворожить удобнее будет? — послышался голос Кривогостя, — дурашка, я в чащобе всю жизнь прожил, мне, что ночной мрак, что солнце ясное ворожить не помешает. А ну прочь…
С гортанным криком он взмахнул посохом и тучи расступились, дав Луне вновь осветить место поединка. Но Волх не сдавался: он ударил в бубен — и всея земля под его ногами вдруг пришла в движение. Херульв подумал, что Волх решил отплатить Кривгостю его же монетой, но присмотревшись, понял свою ошибку. Из мокрого песка и от воды, вихляясь и извиваясь, вдруг полезли большие черви, слизни, жабы, ящерицы, змеи, разом заполонив собой весь берег. Словно огромный шевелящийся ковер они ползли в сторону волхва, но тот, оскалившись, ударил посохом — и рассевшаяся вновь земля поглотила гадов. Кривогость же, продолжал что-то бормотать себе под нос, и в глазницах медвежьего черепа, венчавшего посох, вдруг засветились зеленые огни — словно гнилушки на болоте. В следующий миг вокруг Волха закружились, заплясали, мерзко захихикали на множество голосов рогатые черные тени, со светящимися зелеными глазами, тянувшие к князю тощие лапы, похожие на корявые ветви. Волх же, словно не замечая их, все сильнее бил в бубен, затянув некий монотонный мотив, невольно напомнив Херульву жриц Таары на Эйселе. В следующий миг взволновавшаяся река, выплеснулась на берег большой волной, пролившись под ногами Волха и заставив Кривогостя поспешно отпрянуть. Так же стремительно вода отхлынула, унося с собой визгливые, барахтающиеся тени — Херульву на миг показалось, что он видит некие прозрачные змеи или щупальца, обвившие отродья колдуна.
— Так, значит, щенок?! — лицо Кривогостя исказилось так сильно, что, казалось, потеряло все человеческое. Впрочем, Херульв понял, что так оно и было — волхв, упав на руки, по особому извернулся всем телом, шкура на его плечах словно надвинулась на его голову, во рту блеснули острые клыки и огромный одноглазый волк ринулся на Волха. Тот отпрянул, вскинув руки, словно два крыла взметнулись полы его плаща и черный нетопырь взмыл в ночное небо. За ним же мчался филин, зловеще ухая и сверкая желтыми глазищами. Нетопырь, сделав круг над водой, рухнул в реку — и оттуда вынырнула щука, с серебристо-зеленой чешуей, не меньше сажени длиной. Острые зубы щелкнули, вырывая несколько перьев из крыла филина и ночная птица с громким плеском обрушилась в воду. В тот же миг послышался торжествующий рев и на отмели, намытой течением Мутной, вдруг поднялся огромный медведь, держащий в лапах бьющуюся щуку. Желтый глаз медведя мелькнул бесовским торжеством и он, оскалив огромные клыки впился ими в загривок отчаянно бьющейся рыбы. Но вместо нежной плоти, медвежьи зубы сжались вокруг чешуйчатой шеи, покрытой бронированными щитками. От неожиданности медведь выпустил из лап, — уже не щуку, а диковинные чудовище, напоминавшее огромную ящерицу с мощными зубастыми челюстями и длинным хвостом с зазубренным гребнем. Хвост ударил словно исполинская плеть, оглушив медведя, и тут же огромная пасть вгрызлась в звериную морду. Чешуйчатое чудовище, бешено вращаясь в воде всем телом, увлекло отчаянно сопротивлявшегося медведя на глубину. Два огромных тела метались в реке, то поднимаясь, то исчезая под водой, поднимались и лопались огромные пузыри, после чего все стихло.
Настороженно оглядываясь Херульв, Илмера, Избор и прочие спустились по сопкам, остановившись возле потухшего костра. Но прежде чем с губ кого бы то ни было сорвался мучивший всех вопрос, как вода у берега вновь взбурлила и на берег поднялся окровавленный, исцарапанный Волх, в насквозь мокром, изодранном одеянии. Он выглядел измученным и усталым, но глаза его горели торжеством.
— Поединок окончен, — сказал он, остановившись перед остолбенелыми людьми, — Волх Ладожский отныне — великий князь и верховный волхв!
