Сказав так, старик демонстративно снял свою нелепую шляпу, под которой оказалась лысина, окаймленная седым цыплячьим пухом.
Шибанов деланно засмеялся. Старик не нравился ему все больше. Он подумал, что зря пошел на свет костра, и уж тем более напрасно взял с собой Атику. Но внизу, у подножия холма, их ждали Джей-Ти и Мидори. Если что, они придут на помощь. Или дождутся их, чтобы пойти дальше.
– Мясо готово, – сообщил Карим, пластмассовой вилкой стаскивая истекающие соком и жиром куски на поднос с логотипом «Макдональдса».
– Присоединяйтесь к трапезе, как я уже предлагал, – сказал Авессалом, надевая шляпу. Табачную жвачку он сплюнул в ладонь и убрал в пластиковый пакетик. – Разве мы не добрые самаритяне, чтобы делиться тем, что у нас есть, безвозмездно?
«Это он уже говорил», – подумал Шибанов. Но особенных причин волноваться бывший хоккеист НХЛ все равно не видел. Да, старичок слегка не в себе. Да, он сбрендил на религии, что в сложившейся ситуации куда лучше, чем если бы он был сбрендившим на самозащите и оружии. А самое главное, пресловутого оружия нигде не было видно. В то время как у Ростислава на плече висел «калашников», в кобуре ждал своего часа пистолет, да и Атика в случае чего могла поддержать огнем. Не говоря уже о Джее-Ти и Мидори, которые сразу включатся в перестрелку, если она начнется.
Карим протянул Шибанову пластиковую тарелочку, на которую переложил с подносика пару кусков мяса.
– У нас нет хлеба. Я давно уже его не ел, – печально поведал Авессалом, принимая свою порцию. – Но у меня есть виски, а его делали из зерна. Стало быть, в какой-то степени это тоже хлеб. Выпьете? Это еще один мой маленький грех, но ведь и господь наш Иисус начинал с того, что на свадьбе превратил воду в вино. Кабы он был против, то превратил бы вино в воду, не правда ли?
– Совершенно с вами согласен, – сказал Шибанов и взял протянутую стариком поллитровую стеклянную фляжку «Баллантайна». Запасы спиртного, как он уже успел заметить, сохранились вопреки ожиданиям куда лучше, чем запасы продовольствия. Разумеется, в первую очередь это было связано с тем, что спиртное не портилось.
– Вы не боитесь ходить по пустошам вдвоем? – спросила Атика, держа двумя пальцами кусок мяса и аккуратно дуя на него.
– Но ведь и вы ходите по пустошам вдвоем, – Авессалом зашипел, обжегшись горячим жиром. – Опять же сказано у Матфея: «Где двое или трое соберутся во имя Мое, там Я среди них». Или вы собрались не во имя Его?
Ростислав промолчал. Мясо было вкусным, хорошо прожаренным – Карим знал свое дело, как любой восточный человек. Не хватало хлеба, но глоток виски пришелся весьма кстати. Отхлебнув, Шибанов вернул флягу старику, который тут же к ней присосался.
– Очень вкусно, – похвалила Атика, с наслаждением вгрызаясь в свой кусок. – Это оленина?
– Это божья тварь, милая, – сказал Авессалом. – Вот что самое главное. Кстати, вы можете взять немного мяса с собой; наши запасы все равно испортятся, потому что у нас нет холодильника.
Они отужинали, передавая бутылку по кругу. Впрочем, «по кругу» было громко сказано: Карим не пил совсем, а Атика сделала лишь пару небольших глотков. Когда тарелки опустели, а бутылка подошла к концу, Шибанов спросил:
– И все-таки, что это за дичь?
– Это самая главная дичь на свете, – торжественно произнес Авессалом, завинчивая крышечку.
– И какая же?
– Человек.
Атику тут же вырвало. Ростислав еле сдержал рвоту, нащупывая пистолет и расстегивая кобуру. Авессалом тем временем встал на колени в свете костра и заговорил хорошо поставленным, красивым голосом:
– И глаголет Левит, глава двадцать шестая: «Если и после сего не исправитесь и пойдете против Меня, то и Я пойду против вас и поражу вас всемеро за грехи ваши, и наведу на вас мстительный меч в отмщение за завет; если же вы укроетесь в города ваши, то пошлю на вас язву, и преданы будете в руки врага; хлеб подкрепляющий истреблю у вас; десять женщин будут печь хлеб ваш в одной печи и будут отдавать хлеб ваш весом; вы будете есть и не будете сыты. Если же и после сего не послушаете Меня и пойдете против Меня, то и Я в ярости пойду против вас и накажу вас всемеро за грехи ваши, и будете есть плоть сынов ваших, и плоть дочерей ваших будете есть; разорю высоты ваши и разрушу столбы ваши, и повергну трупы ваши на обломки идолов ваших, и возгнушается душа Моя вами; города ваши сделаю пустынею, и опустошу святилища ваши, и не буду обонять приятного благоухания жертв ваших; опустошу землю, так что изумятся о ней враги ваши, поселившиеся на ней; а вас рассею между народами и обнажу вслед вас меч, и будет земля ваша пуста и города ваши разрушены».
– Аминь! – закричал Карим, падая ниц.
– А разве не говорил господь наш Иисус Христос: «Приимите, ядите: сие есть Тело Мое, еже за вы ломимое во оставление грехов! Пиите от нея вси: сия есть Кровь Моя Новаго Завета, я же за вы и за многия изливаемая во оставление грехов. Сие творите в Мое воспоминание»? – продолжал Авессалом, воздев руки к черным небесам.
Атика содрогалась от рвотных спазмов. Ростислав трясущейся рукой наконец выволок из кобуры пистолет, но тут над его головой грянул выстрел, и старик с пробитой головой завалился назад. Карим вскочил, бросившись в темноту, но второй выстрел настиг и его. Араб шумно покатился вниз по склону, ломая ветви падуба, и никто не пошел проверять, жив ли он.
Стало совсем тихо, лишь потрескивал костер и где-то далеко завывал койот. Джей-Ти вышел из темноты, поблескивая драгоценными камнями на своей единственной серьге.
– Я никогда не верил этим дерьмовым проповедникам, – сказал он, поднимая выпавшую из руки Авессалома недопитую флягу «Баллантайна». – А этот к тому же белый. Черномазые проповедники хотя бы хорошо поют. А тетки еще и пляшут в церкви.
Ростислав погладил по спине трясущуюся Атику. Внезапно ему сделалось совсем плохо; вскочив, Шибанов бросился к краю оврага и наткнулся на поблескивающие в свете костра свежие кости. Судя по размеру черепа, это был ребенок.
Тут Шибанова вывернуло, после чего он потерял сознание.
Очнулся Ростислав оттого, что в рот ему текла едкая жидкость. Закашлявшись, он оттолкнул от своих губ сосуд и перекатился набок.
– Живой, – удовлетворенно заключил склонившийся над ним негр. – А я думал, сдыхаешь.
– Это его виски?! – прохрипел Шибанов, едва удерживающийся от новых спазмов. – Выбрось…
– С какого хрена, чувак?! – возмутился Джей-Ти. – Тут написано: «Сделано в Шотландии». Вряд ли этот поганый людоед нассал в бутылку. С другой стороны, я не уверен, что какой-нибудь мой прадед, живя в Африке, не жрал время от времени врагов, которых приканчивал своим каменным топором или чем там они мочили друг друга. Братан, будь попроще!
– Пошел ты в задницу, Джей, – пробормотал Шибанов и засмеялся. Джей-Ти подхватил:
– А этот-то, этот, Авессалом, мол, волосами зацепился, а у меня волосы короткие! И помогла ему плешь? Хренушки!!! Всю башку ему разнесло!
Негр с сожалением допил остатки и бросил бутылку в затухающие уголья костра.
Кстати, я обыскал обоих. Ни черта, даже дрянного двадцать второго калибра, и того нет. У араба был большой нож, видать, им они и управлялись. С божьей помощью, хе-хе…
Атика так и не пришла толком в себя. Она брела рядом с Ростиславом, вцепившись обеими руками в его локоть, глядя прямо перед собой и не отвечая на вопросы. Мидори, напротив, интересовалась, на что похоже человеческое мясо, вкусное ли оно, правда ли, что имеет сладковатый привкус. Девчонка договорилась до того, что Шибанов грубо прикрикнул на нее, после чего Мидори шла на несколько метров позади и ни с кем не разговаривала, надув губы.
Джей-Ти, как обычно, сосредоточенно бормотал:
Всю жизнь меня считали отбросом.
Я обманывал мать, даже воровал у нее.
Преступление за преступлением,
от наркотиков к вымогательству.
Прости меня за мое неуважительное отношение,
прости мою ложь.
Моей младшенькой – восемь месяцев,
ее сестренке – два года.
Кого винить за них обоих (нет, ниггер, только не тебя).
Клянусь, я хочу перерезать себе вены,
чтобы это дерьмо закончилось.
Приставить Магнум к голове, грозя нажать курок,
и сделать это, чтобы
постель окрасилась в красный цвет.
Я доволен, я мертв, никчемный обкуренный урод.
Стресс усиливается, я не могу, я не могу поверить,
что у меня в голове мысли о самоубийстве [32] .
