– Да! Это полковая разведка. Я, так сказать, в полковую разведку теперь перешёл. Когда нас стали распределять после передачи из штаба армии, предложили в разведку. Вот я и пошел.
– Про вашу роту в штабе полка что-то говорили, но они не в курсе дела, что половина роты осталась здесь. Вашу роту целиком считают погибшей.
– Как погибшей?
– Так!
– При мне командир полка подполковник Ипатов докладывал в дивизию, он доложил, что немцы вышли по всему правому берегу к Волге. Вырвалась одна повозка, а батальон и ваша рота попали в плен.
– Он правда сказал, что солдаты сражались до последнего. Но сам понимаешь, истина, она между слов.
– В какой плен? Чего ты мелешь?
– Говорю тебе дело! Я сам слышал. Начальник штаба спросил Ипатова, как роту списывать? Пропавшими без вести или погибшими?
– Думаю, что ты напрасно ждешь своих. Да и из полка за вами сюда никто не придет.
– Как не придет? Здесь был замккомполка по тылу. И саперы на наших глазах взрывали паром.
– А ты куда с разведчиками идёшь? На ту сторону будешь переправляться?
– Нет, на той стороне [теперь] нам делать нечего. Мне приказано двигаться вверх по течению реки по этому берегу. Мы должны пройти километров десять и к утру вернуться в штаб. Нам нужно осмотреть правый берег, не перешёл ли немец выше по течению и не обошёл ли он штаб полка.
– Послушай, Жень. Ты наверное знаешь общую обстановку. Расскажи, где немец, а где наши держат оборону.
– Повозочный, которого на пароме переправили последним, в штабе рассказал, что пока немцы окружали роту, он сумел за кустами незаметно выбраться на паром.
– Вы немцев отсюда видели?
– Нет! Я ходил по берегу в открытую с того самого момента, когда саперы взорвали паром. Ни немцев, ни выстрелов, никакого движения на том стороне!
– Послушай, Женя! Объясни мне на всякий случай, где находится та деревня, в которой стоит штаб полка.
– Пойдёшь по дороге, на развилке дорог в лесу свернёшь влево, пройдешь километра три лесом, при выходе на опушку опять свернёшь в лес. Вот там при выходе из леса левее дороги увидишь деревню. %%%%%
– 11 – В этой деревне и находиться штаб. В деревне живут местные жители. Офицеры штаба живут по домам. Сам понимаешь, кому хозяйки, перины и подушки, а кому, вроде нас, в холодном сарае приходиться спать.
– Я вот с разведчиками в сарае на сене. А ты, друг Сашечка, я вижу, со своими солдатиками на мерзлой земле!
– Ты, Михайлов, теперь работник штаба. Ты мне, вместо рассказов о пуховых подушках, посоветуй что делать.
– Вот пойду завтра утром назад, зайду к тебе, возьму у тебя связного, доложу начальству, что вы лежите на берегу, пусть дадут указание. Что они решат, сказать не могу, но думаю, что тебя определят в батальон. А вообще, теперь ты можешь сам послать с запиской посыльного прямо в штаб полка.
– А теперь [Сашечка, друг мой], мне пора!
– Из училища ребят никого не встречал? Пуговкина Сашку не видел?
– Нет, он, говорят, попал в другую дивизию.
– Пошли! – сказал Михайлов своим разведчикам. Я посмотрел на него, он чему-то улыбался. Возможно, он был доволен своим положением. Ясно, что ходить в разведку было приятней, чем вот так с солдатами лежать на мерзлой земле. Михайлов ушёл со своими солдатами. Он шел легко и беззаботно [впереди], и изредка поддавал ногой ледышки. Я посмотрел ему вслед и подумал: идет в разведку открыто, как на прогулку. А если немцы успели перебраться на этот берег? Окопались где либо и ждут поджидают его! Почему он не выставил, как положено, головной дозор? Вот также вляпается, как наш командир роты! Может он только здесь, передо мной держит фасон? Вскоре они зашли за кусты и скрылись из вида. Это была наша последняя встреча. Утром 30-го октября сорок первого года Евгений Михайлов на разведки не вернулся. Пропал он, пропали без вести и его солдаты. Я потом позже узнавал о Михайлове, но в штабе о нем никто не мог ничего сказать [несколько раз узнавал у Максимова, он в то время был %%% по разведке]. Родители у Михайлова жили в Москве. Я, он и Пуговкин были москвичи. Я был однажды у Михайлова дома. В то время мы были курсантами Московского Краснознаменного пехотного училища им. Верховного Совета Р.С.Ф.С.Р. Точного адреса я его не помню, но запомнилось мне одно, что жил он в одном из переулков на Ленинградском шоссе. Больше лейтенанта Евгения Михайлова и его разведчиков никто не видел. Я сообщаю некоторые подробности о нем, потому, что он был мне другом. Это не какой-то там выдуманный образ, а живой и реальный человек. И потом для справки: все люди, о которых я пишу, все они были живые и реально ходившие по земле [люди].
– 12 – Майора Пуговкина я например встретил в I958 году, после войны. Я вышел в коридор из класса Академии, где мы, офицеры запаса, проходили переподготовку. Прошло 37 лет, а я его сразу узнал в лицо. Он помнил Михаилова. А то как же! Я рассказал ему о нашей последней встрече. Но вернемся к делу! Ни стрельбы, ни шума, ни голосов с той стороны, куда ушел Михайлов, в течение ночи не было слышно. Они ушли и так же тихо исчезли, как живые призраки исчезают в холодную даль! Кругом стояла действительно зловещая и непроглядная тишина. Через некоторое время на дороге, по которой уехала повозка и пришел Михайлов со своими солдатами, снова показались какие-то люди. Они шли большой толпой, и на этот раз их было гораздо больше. Одеты они были иначе, чем наши московские солдаты. На головах у них были надеты каски, поверх шинелей до самых пят болтались защитного цвета плащ-накидки, затянутые около шеи на шнурок. У нас таких плащпалаток не было. Вел их, как потом выяснилось, вновь назначенный комбат, старший лейтенант, не то Поливода, не то Вудко, точно фамилию его я не запомнил. Это был широкоплечий, дюжий парень, с серьезным круглым лицом и маленьким носом посередине. Когда они подошли ближе, они нас не увидели. Мы лежали между кочек и шинели моих солдат успели покрыться белым инеем. Я встал на ноги и пошёл им навстречу. Толпа солдат остановилась прямо посереди дороги и из-за спин их вперед вышел тот самый старший лейтенант, фамилию, которого я не запомнил. Он громко, как перед строем, спросил меня кто мы такие. Я рассказал ему, как мы оказались около переправы, как саперы взорвали паром, что мы ждем своих, которые ушли на тот берег. Вчера мы прибыли в состав 119 дивизии и ждём наших с того берега,
– Ну ждите! – ответил он мне и посмотрел на моих солдат.
– Пошли! – пропел он тонким голосом своим солдатам, и обернувшись, свернул с дороги в сторону к отдельной сосновой роще. Он повел своих сибиряков молчаливых и угрюмых дальше вдоль берега, туда, где в небольшой роще деревьев стояла раненая в плечо лошадь. Я пожал плечами и мы остались лежать на месте. Вскоре мы услышали [два] несколько винтовочных выстрелов из той самой рощи, где скрылись сибиряки. Мы не знали причину стрельбы и были встревожены [конечно встревожились]. Но стрельба, как началась внезапно, так же неожиданно и прекратилась.
