Ознакомительная версия.
– Это потому, что тебя еще жареный петух не клюнул как следует. Первое серьезное ранение, и ты станешь таким же суеверным, как все, – печально произнес рус.
Дарник только усмехнулся про себя: что эти старики могут понимать, я не раб своей судьбы, а ее хозяин, как хочу, так и поверну свою жизнь и свое ратное счастье. По утрам он теперь просыпался с улыбкой на лице. Казалось, исполнялось его недавнее пророчество о сильной и яркой жизни, которая всегда будет лучше любой другой. Две ласковые и веселые девушки подносили таз для умывания и чашку с освежающим квасом. За дощатой перегородкой ждали Селезень и хлыновец Терех, готовые бегом выполнять любые поручения. Первым в вожацкий дом являлся начальник ночной стражи, сообщить о происшествиях за ночь на дворище и в посаде. Потом приходили остальные старшие. За едой кто-то обязательно рассказывал что-нибудь смешное про своих младших напарников, и день начинался с хорошего громкого смеха. Еще не выйдя во двор, Дарник уже знал, что непременно что-то совершит в этот день полезное и важное. Так оно и случалось. Три человеческих развития, о которых когда-то говорил Тимолай, дружно шли у него рука об руку. Как следует подумав о себе, он легко переходил на людей ближних – свою ватагу, мысленно увидев каждого бойника и вспомнив, что важного происходит с ними и как их всех следует направить, затем возникали люди дальние – ополченцы и знакомые ремесленники, с которыми надлежало тоже что-то решить и сделать.
Поэтому, выйдя из дома, он тут же начинал безостановочно и целенаправленно действовать, приковывая к себе внимание всех, кто находился рядом. Не давая себе ни минуты покоя, он тем самым получал право не давать покоя другим. Но если бы кто решил, что вожак чересчур много трудится и устает, он бы очень сильно ошибся. Уставать можно, лишь работая по принуждению, а когда так, как он, в полную свою волю, то и не было особой усталости. Наоборот, ощущение редкой полноты жизни переполняло Дарника, он чувствовал себя в нужном месте в нужное время занятым делом, которое полностью соответствовало его силам и желаниям.
Все это продолжалось до тех пор, пока однажды на Гусиное Поле не пожаловал известный торговец льном и воском Заграй и не предложил дарникцам наняться к нему в охранники торгового обоза. Совсем недавно Рыбья Кровь только об этом и мечтал, но сейчас почему-то совершенно не обрадовался.
– Я должен ждать княжеского суда, – попытался он отвертеться.
– Князь вернется с первым снегом. Ты еще не один раз успеешь съездить в охранении. Или заробел?
– Стержак не согласится.
– С воеводой я сам говорить буду. Платой тоже, не бойся, не обижу. Вечером приходи, потолкуем.
Заграй пришпорил коня и потрусил прочь, Дарник задумчиво смотрел ему вслед. Подошел Быстрян.
– Что он хотел?
– Зовет в охранение своему обозу.
– Дело, видно, не простое, иначе бы он к тебе не пришел.
Дарник удивлялся самому себе: как это так, что он сомневается, отправляться ему в путешествие или нет? И приятная убаюкивающая жизнь в Корояке сразу показалась ему коварной и враждебной.
Вечером они с Быстряном отправились к Заграю выяснять условия поездки. Купец выставил хорошее угощение и позвал к столу десятского своих охранников, одноухого Лопату. Тот смотрел волком и сразу не понравился Дарнику.
Купцу требовалось отправить двадцать две подводы с воском и льном на торжище в Гребень, столицу Сурожского княжества. Обычный путь по Танаису, а потом вверх по Донцу был закрыт. По какой-то причине товары Заграя не могли пройти мимо хазарского Бирюча, там их обязательно задержали бы сборщики пошлин, поэтому приходилось выбирать наземный путь.
В дополнение к своим десяти охранникам нужны были еще десять бойников Дарника. Распоряжаться обозом поручалось Лопате.
– Он будет командовать в Гребне, а в дороге только я, – без малейшего смущения выдвинул свое условие Рыбья Кровь.
– Ты же не знаешь ни пути, ни мест ночевок, ни степных людей и их обычаев, – заметил Заграй.
– Для этого нужен проводник, а не вожак.
Купец слегка призадумался.
– Не переживай, малый свое дело знает, – заверил Заграя Быстрян.
– Мои охранники слушаются только его, – все еще сомневался купец.
– Хотел бы я посмотреть, как они не будут слушаться Дарника, – ухмыльнулся Быстрян.
– Я обычно одного-двух человек в самом начале повешу, остальные тут же начинают все понимать, – с серьезным видом сказал молодой вожак.
Быстрян от души расхохотался. Заграй озадаченно переглянулся со своим десятским. Дарник выдержал равнодушную паузу, хотя его так и подмывало сказать что-нибудь веское и убедительное.
– Хорошо, будь по-вашему, – согласился наконец купец.
С собой Дарник решил взять тройки Кривоноса, Меченого и Бортя, остальные две вместе с девушками под командой не оправившегося еще от раны Быстряна оставались заниматься прежними делами на дворище. Селезень слезно просился ехать тоже, и Дарник уступил, оставив Быстряну своего Тереха. По настоянию Меченого с собой брали еще и колесницу – нечего было ее оставлять без должного присмотра. Меченый установил над ней полотняный навес и прикрыл мешковиной камнемет, и теперь она мало чем отличалась от других крытых повозок.
И вот настал день выезда. С третьими петухами, когда солнце еще не поднялось над кронами деревьев, купеческий обоз выехал из посадских ворот Корояка и по хорошо наезженной дороге двинулся в южную сторону, постепенно удаляясь от загибающегося на восток русла Танаиса.
Десять купеческих молодцов, все в кольчугах и шлемах, при мечах, копьях и секирах, выглядели бывалыми воинами и свысока смотрели на дарникскую молодежь. Те в самом деле выглядели не так впечатляюще, все защитное железо было на них предусмотрительно спрятано под расшитыми рубахами, даже на железные шлемы и наручи были надеты чехлы из заячьих и беличьих шкур мехом наружу. Из оружия у каждого из дарникцев было по две сулицы, по пять метательных дисков, мечи и легкие топоры. У щитников также прямоугольные щиты, а у лучников луки с полными колчанами бронебойных игольчатых стрел и по лепестковому копью. Походный провиант и большой запас наконечников стрел и сулиц был сложен на одну из купеческих подвод, грузить их на колесницу Меченый отказался, дабы она в любой момент была готова к бою.
Для пущей маскировки колесницу поместили в середине колонны, возле нее с двух сторон гуськом вышагивали тройки Кривоноса и Бортя. Лопата отрядил четверых пеших охранников в хвост обоза, а шестерых держал при себе у головной повозки. Верхом ехали лишь пятеро: сам Лопата с двумя охранниками и Дарник с Селезнем.
Ознакомительная версия.
