Мужик неопределённо хмыкнул, мельком глянув на пропуск, и, повернувшись к своим, сказал:
- Отбой тревоги, салаги! Это наши. Шлагбаум поднимите, не видите что ли, люди спешат! - продолжил, снова повернувшись ко мне: - А пропуск вы лучше на стекло прикрепите, чтоб, значит, издалека видно было, - потом ещё немного подумал и спросил. - А вы взаправду из Твери?
- Да, оттуда.
- Ну и как там у вас?
- Да как везде.
- Народу много уцелело? - очевидно, проезжающие служили ему основным источником информации.
- В Твери - мало, а так, по области, почти полмиллиона сейчас живёт.
- А я москвич, - совершенно неожиданно сказал седоусый. - "Срочку" в этом сраном Егорьевске-шесть тянул. Два месяца до дембеля оставалось. Теперь, вот, целый лейтенант… - и он невесело ухмыльнулся. Мне почему-то стало очень жаль этого пожилого, побитого жизнью человека, который так за три десятка лет и не нашёл себя в этом новом, страшном мире.
- Я, вообще-то - тоже москвич, - решил я приободрить военного.
- Ух, ты, - широко улыбнулся он. - А в Москве где жил?
- Я маленький тогда был, плохо помню, но, по-моему - на Шаболовке где-то.
- Вот это да! А я на площади Гагарина! Соседи! Слышь, тверской, а может, заглянешь к нам, посидим, поговорим?
- Не могу я, товарищ лейтенант, мы действительно сильно торопимся. Может, на обратной дороге получится.
- Что я не понимаю, что ли? Служба у вас… Ну, давай, зёма, не хворай, - и когда я уже собирался закрыть дверь, добавил. - А я всё хочу у начальства отпроситься да и смотаться в Москву. Посмотреть, как оно там? Не был на Родине-то?
- Нет, не довелось…
- Вот и мне - тоже… То воевали, то выживали, да и с транспортом напряжёнка… Кто бы мне три десятка лет назад сказал, что из Егорьевска в Москву хрен доедешь - не поверил бы ни в жисть! Ну бывай, зёма… - и старый солдат махнул рукой.
- Илья, а чего ты ему лапшу на уши повесил? - спросил меня Чпок, когда застава осталась далеко позади. - Ты же в Столице сколько раз бывал, неужто дом свой не навещал?
- Дурак ты, Андрейка! - с чувством сказал ему Тушканчик. - Ты думаешь, приятно этому вояке было бы узнать, что от его дома только щебёнка осталась? А Илюха - молодец! Не стал старика мечты лишать.
***
Больше до самой Коломны ничего примечательно с нами не случилось, и без десяти два мы подъехали к городу со стороны Нижнего Хорошово. На другом берегу на холме был виден Коломенский кремль, а чуть правее на стрелке Коломенки и Москвы-реки стояли развалины странного здания, похожего на гигантскую миску. Город, как и большинство других "стотысячников" Московской области тоже подвергся атаке, но боеголовка попала не в жилые кварталы, а, похоже, была нацелена на местный завод, строивший локомотивы. Один, кстати, из крупнейших в стране. И люди отсюда ушли, поскольку жить зимой в городе с уничтоженной инфраструктурой практически нереально. Так и стоит на круче при слиянии двух рек древний русский город, ставший в одночасье по воле каких-то неведомых мне заокеанских тварей, бессмысленным символом всёсокрушающей жадности.
Милослав, правда, предупредил меня, что с приходом весны в городе поселяются артельщики, по заданию посадских раскапывающие развалины тепловозостроительного завода, надеюсь, что они нам не помещают.
Я посмотрел на часы - до встречи оставалось чуть меньше суток, в самый раз прокатиться по точкам и вернутся.
- Так, бойцы, слушайте новые вводные! - я развернул на капоте карту. -Мы, одной машиной едем сейчас в Люберцы. Вот сюда, и сюда, - я показал точки на карте. - Ты, Саламандр, на другом "тигре" отправляешься по Рязанскому шоссе в Мячково. Считай маршруты у нас параллельные, но местность там застроена плотно была, так что я считаю, что разделиться будет разумнее. Но восемьдесят километров одной колонной пройдём, так что ещё успеем друг другу надоесть. Возражения есть? Тогда - за дело!
Через Москву-реку мы переправились без проблем - мост на Новорязанском шоссе был в более чем хорошем состоянии, но сама дорога состояла из одних ям и колдобин. И два десятка километров до первой запланированной остановки в селе Никитское, мы проехали минут за сорок. Село на первый взгляд выглядело весьма ухоженным, по крайней мере, на окнах многих домов, стоящих у шоссе, висели занавески, а из труб поднимались столбы дыма. Бронницы при катастрофе не пострадали, а из-за имевшегося там ювелирного завода быстро стали ареной противоборства различных группировок, пока, наконец, власть не перешла в руки военных, установивших в городе и окрестностях относительный порядок. Запасы золота и серебра завода позволили наладить выпуск собственной монеты, имевшей широкое хождение и у нас. Такая своеобразная специализация позволила бронничанам жить в мире и спокойствии, поскольку их статус поддерживался всеми близлежащими анклавами, привозившими иногда сюда своё золотишко и менявшими его на мерную монету. Я сам никогда в "золотых караванах" не ходил, но многие из моих друзей их охраняли. Вследствие этого, транзитный проезд через город был нам, из-за секретности миссии, заказан. О любой "чужой" машине, тем более, такой приметной как наши "тигры" стало бы известно всем заинтересованным лицам в радиусе трёх сотен километров. А на кой нам, что бы жители Владимира знали, что тверские Следопыты в зачем-то приехали в этот регион?
Увидев большой плакат, сообщавший, что в этом месте можно бесплатно набрать воды, мы остановили машины у колодца, украшенного причудливой деревянной башенкой в виде старорусского терема, и выбрались наружу, набрать воды.
- Эй, служивые! Потеряли чего?
Я повернулся на голос. Из-за невысокого деревянного забора, выкрашенного в странный бледно-фиолетовый цвет, выглядывал не старый, лет сорок, не больше, мужчина с бритым лицом и совершенно седыми волосами.
- Добрый день! - вежливо поприветствовал я его. - Не подскажете, как нам в объёзд Бронниц на Москву проехать?
- А что в объезд-то? - удивился абориген. - Там за проезд, вроде денег не берут…
- Личные причины, - попытался я уклониться от прямого ответа.
Мужик, всё с тем же скучающим выражением на лице шевельнул плечами и взгромоздил на забор потёртый ПК, ствол которого недвусмысленно направил в нашу сторону.
- Илья, слева ещё двое, - негромко предупредил меня Говорун. - С калашами.
"Что-то они всё дёрганые какие-то… Не зря говорят, что лёгкое богатство развращает и делает подозрительными… И эти туда же - не пашут, не сеют, а пшеничные калачи с маслицем, небось, каждый день жрут!" - понятная злость на "удачно присосавшихся" всплыла откуда-то из глубин моего подсознания, но я себя сдержал и, миролюбиво показав седому пулемётчику открытые ладони сказал:
