Очнулся он в самолете, причем не в «Кошке», а «Кондоре». Рядом был Боткин и еще кто-то незнакомый. Через минуту подошел Найденов, с которым они даже несколько сдружились за последние два года. Во всяком случае, перешли на «ты».
– Георгий Андреевич, больному нельзя волноваться! – видимо, не в первый раз предупредил Боткин канцлера и отошел, чтобы не мешать беседе.
– Слышал? – поинтересовался канцлер у адмирала. – Так что не волнуйся, мы тебя вылечим. От всего, блин, что ты накопил за жизнь, но главное – от дурости! Что тебе мешало сразу сказать, что тебя после японской войны не долечили? Я-то думал, чего это он даже в сортир в этой своей шляпе ходит… Боялся, что в отставку выпрем по состоянию здоровья? Вот я и говорю, от такого лечить надо.
– Да кто ты такой, чтобы я тебе во всем исповедовался? – начал было заводиться Макаров. – Канцлер? Ну и канцлерствуй перед кем хочешь, а передо мной не надо.
– Да, я канцлер, – как-то необычно серьезно подтвердил Найденов, – только ты назвал титул не полностью. Слово «государственный» перед ним мы пока опустим, а вот дальше идет «Российской Империи». Мне ты ничего не должен, а вот ей – очень даже! И себе ты перестал принадлежать уже давно, еще когда стал адмиралом. Так что не рыпайся, твое здоровье – это государственное достояние, и в ближайшее время именно я им и займусь.
Потом последовал месяц в недавно открытой Императорской клинической больнице, откуда его пару раз возили на какие-то процедуры в Гатчину, к Найденову. Макаров ничего про них не мог сказать, ибо они начинались с того, что ему давали две таблетки какого-то сильного снотворного, но именно после этих поездок он начинал чувствовать себя значительно лучше. И, наконец, доктор Боткин заявил ему, что он здоров, причем здоров даже более, чем это положено среднему шестидесятидвухлетнему человеку.
У выхода из клиники адмирала ждал Найденов.
– Садись, подвезу, – раскрыл он дверь своего лимузина перед Степаном Осиповичем.
Кортеж доехал до Адмиралтейства минут за сорок. Но машина канцлера почему-то не остановилась у центрального входа, а обогнула здание и выехала на набережную. Прямо напротив ТЭЦ с держащими трубу тремя атлантами был построен небольшой причал точно под размер стоящего у него катамарана.
– «Герасим», – пояснил канцлер. – Без капремонта в океан его выпускать нельзя, а ремонтировать экономически бессмысленно, никакого военного значения он уже не имеет. Но плавать по Маркизовой луже еще вполне пригоден. Сорок узлов, понятно, он сейчас не выдаст, но тридцать пять – запросто. Второй точно такой же причал – в Кронштадте, у конца Арсенального переулка. То есть от твоего дома – пять минут неспешным шагом. Как ты, наверное, уже догадался, это для того, чтобы некий адмирал Макаров ночевал в кругу семьи, а не в закутке за кабинетом, а то мне твоя Капитолина Николаевна жаловалась на такие привычки своего мужа. Так что сейчас – на «Геру» и домой, а завтра к одиннадцати в Зимний, за новым назначением. Сыну привет передавай! Ну, до завтра.
Аудиенция у императора, на которой присутствовал и канцлер, началась с того, что его величество поздравил Степана Осиповича с присвоением ему звания адмирала, то есть без приставок «вице» и «контр», и сообщил о назначении на должность начальника создаваемого Оперативно-тактического управления Императорского флота.
– Все материалы по новейшим видам вооружения вам предоставит канцлер, – продолжал Георгий Первый, – и, кроме того, вам дается карт-бланш на привлечение нужных офицеров, как с действующего флота, так и из Трех Жо… извините, Степан Осипович, из Адмиралтейства. Постоянно общаясь с Георгием Андреевичем, нетрудно и вовсе русский язык забыть.
– Да с каких же это пор «адмиралтейство» стало русским словом? – возмутился Найденов. – Типичная иноземщина, а вот то, на чем ваше величество запнулись, как раз и есть наше исконное. И, раз уж мне пришлось вмешаться, позвольте еще раз напомнить про режим секретности. Твой, Осипыч, первый заместитель будет как раз по этой части, я его тебе предоставлю.
– Кто бы сомневался, – махнул рукой Макаров, – причем ты ведь наверняка не одного предоставишь, а с целой сворой.
– Главной задачей нового управления, – продолжил Георгий Первый, – будет разработка теории применения новых вооружений флота. И ее практическая проверка, поначалу на учениях, ибо в силу резко возросшей дальности нового оружия все старые тактические схемы стали непригодными. Основная ударная сила нового флота – авианосцы и ракетные крейсера. Радиус действия самолета-истребителя, с учетом времени над целью, составляет примерно двести пятьдесят километров, торпедоносца – столько же. Бомбардировщик имеет радиус в пятьсот километров. Высотный разведчик, неуязвимый ни для зениток, ни для истребителей противника – полторы тысячи. Радиоуправляемые крылатые ракеты летят на семьдесят километров. Каждое из этих вооружений имеет свои ограничения по погоде. И, наконец, что авианосец, что ракетный крейсер – корабли быстроходные, но практически не бронированные. Вот исходя из этого, вам и надлежит разработать тактику действия новых подразделений нашего флота. Причем для разных условий. Одно дело, когда у противника ничего такого нет. Если у него есть авианосец, пусть и с самолетами хуже наших, это будет уже совсем другая ситуация. И, наконец, надо иметь наработки и на тот случай, если противник вдруг станет обладать оружием, которое не хуже, а в чем-то даже и лучше нашего.
И вот уже пошел третий год, как Макаров руководил новым управлением. Делал он это в полном соответствии со своей любимой присказкой «моряк в море дома, а на земле в гостях», благо здоровье это теперь вполне позволяло. Он не пропустил ни одного крупного учения, участвовал в переходе дивизиона подводных лодок на Канары, прошел ускоренный курс оператора управления крылатыми ракетами. С его подачи были отработаны методы постановки заградительного огня не только универсальным, но и главным калибром. Причем за процессом он наблюдал не только с атакуемых кораблей, но и из кабины воздушного стрелка торпедоносца. Перед самой войной он на «Страхухоли» слетал в Шотландию, к Оркнейским островам, где осмотрел Скапа-Флоу, главную базу английского флота. Но, отлично понимая всю важность своей деятельности на данном посту, в преддверии войны адмирал решил все-таки попроситься на командную должность, однако, прежде чем писать рапорт, просто заехал к Найденову.
– Обедать где будем? – встретил его канцлер. – Если не утерпишь и начнешь говорить о делах, то я сейчас распоряжусь, чтобы еду тащили сюда. А если все же вспомнишь рекомендации Боткина не совмещать прием пищи с решением мировых проблем, то двигаем в столовую.
