секретарь.
— Что? — я перевел взгляд на Виноградову.
Та невозмутимо кивнула.
— Мне самой ужасно неудобно выныривать снизу и ставить метки на месте этих самых «битых кирпичей», — на последних двух словах она сделала ударение. — Я несколько раз забывала мел, и потом опять приходилось нырять, чтобы проверить, что место то самое...
— Но тут пришла я, — довольно сообщила Арина Родионовна.
— Именно, — согласилась с ней призрачная дама. — И дело быстрее пошло. Я выныриваю, и на месте, где показалась моя голова — Аринушка ставит крестик.
Я осуждающе посмотрел на Любовь Федоровну и недобро уточнил:
— Крестик, значит?..
— Нет, ну нолики, наверное, были бы актуальнее, — хмыкнула женщина. — «Кирпичи, помноженные на ноль» — звучит, как название книжки...
— Про строительство и ремонт, — продолжил я, боясь, что Виноградова озвучит другой жанр.
Затем я неспешно прошелся по комнате, считая оставленные отметки. Крестиков оказалось многовато. Я понимал, что в других комнатах они тоже есть. Выходит, что диеты моя соседка не придерживалась. И питалась сытно.
— Я и не знала, что в вашем подвале так много перегородок, в которых надо менять материал, — заявила Арина.
— И я не знал, — хмыкнул я.
— Я могу заказать кирпичи, но надо знать, какой у них размер. Ведь у вас старая кладка и, может быть, они отличаются от современных.
— Что скажете? — обратился я к Виноградовой. — Надо заказывать новые кирпичи?
— Мы этот вопрос решим позже, — миролюбиво предложила она. И подошла ко мне ближе, чтобы снова заговорить, но уже едва слышно: — Ну чего ты вредничаешь, Павел? Я ведь не стала ей рассказывать ничего. Подумаешь — помощь попросила! К тому же будет лучше, если она будет повязана. Соучастницей стала — и теперь донести уже точно не сможет.
— Понятно, — не стал спорить я.
— Лучше расскажи, пошто кустодии вызывали тебя, а не приехали в гости? — сменила тему Виноградова, повысив голос.
— Там вышла очень интересная история, — ответил я и быстро пересказал вчерашние события в кабаке, и сегодняшнее завершение происшествия.
— Ну хитер ваш новый родственник! — поразилась Любовь Федоровна, когда я закончил рассказ. — Вот так просто загнал в долги служивых...
— Мне кажется, другой не стал бы главой службы внутренней безопасности, — ответил я. — Пусть Морозов и стал частью нашей семьи, но он остался кустодием.
— И то верно, — согласилась Виноградова. — Ладно, не буду вам мешать. Там сейчас начнется передача «Знатного здоровьица».
— Только не говорите, что это про народное лекарство!
— Про него, — не стала спорить женщина. — Но ты не пугайся — ничего из советов Геннадия Мухалова я использовать не стану.
— Это почему же? — я насторожился.
— Потому что я мертвая, но не глупая. И понимаю, что если лечиться по ящику, то в нем же потом можно и оказаться. Только не в телевизионном, а в простом, сосновом. Для меня это не страшно, а вот для вас может быть неприятно. А у Фомушки и вовсе восемь жизней всего осталось...
Мы совсем забыли, что Арина тоже слышит голос Виноградовой. Потому очень удивились, когда она спросила:
— А что значит, что у Питерского восемь жизней?
— Шутка такая загробная есть! — тотчас нашлась Любовь Федоровна. — Я вас еще и не тому научу. Искупитель меня наградил, раньше меня хоть и слышали некоторые, но не понимали ни слова. А теперь целых четыре настоящих собеседника.
— Четыре? — вновь спросила Арина.
— Вы, Павлуша, его бабушка и... телевизор...
Призрак шагнула в стену и растворилась в соседней комнате, оставив нас вдвоем. В приемной повисло молчание.
— Рад, что вы приехали, — произнес я, чтобы нарушить неловкую паузу.
— Я собиралась, — смущенно ответила девушка, и я заметил, как ее щеки покрылись румянцем. — Но...
— Понимаю, — успокоил я помощницу.
Нечаева кивнула и подошла ко мне. И я обнял ее, прижав к себе. Руки девушки сомкнулись на моей спине, и я почувствовал приятное тепло от ее ладоней. И легкую эйфорию. Но Арина быстро опомнилась, отстранилась и смущенно произнесла:
— Простите, Павел Филиппович... В последнее время я иногда не могу контролировать эту... способность
Я улыбнулся:
— Все хорошо. Я беспокоился, что обидел вас.
— Ничуть, — девушка закусила губу.
Я взял салфетку и стер с ее подбородка белый след от мела.
— Ну, с чего начнем наше расследование? — быстро спросила Нечаева, ловко меняя тему разговора.
Я задумался.
— Пожалуй, отработаем версию со Семкой. Это подмастерье реставратора Пахома, он жил в мастерской, и может быть причастен к этим событиям.
— Так думает Пахом?
— Реставратор как раз уверен, что Семка тут ни при чем. Что подмастерье — такая же жертва этих потусторонних сил. И я с ним скорее всего согласен.
— Тогда
