была зачищена, если кто из немцев и прятался еще в полуразрушенных домах, их найдут те, кто придет за нами следом.
До меня постоянно доносились звуки разрывов, треск автоматов, сухие винтовочные выстрелы, гулкие взрывы гранат, тарахтенье пулеметов. По всему городу шел бой, и кто обладает в данный момент преимуществом, я не знал. Связь опять приказала долго жить!
Все, что нам оставалось, это методично продвигаться вперед, зачищая все на своем пути.
— Осколочно-фугасный!
Выстрел! Взрыв! Пламя ударило в небо и в стороны.
— Еще!.. Еще!.. Еще!..
Мы нагнали пехоту, и они вновь шли под прикрытием нашей брони.
В один момент попытались было налететь немецкие самолеты, но их быстро отогнали от города наши истребители. Из-за домов нам не видно было, как развивался воздушный бой, но вскоре в небе стало чисто.
Потом заработала вражеская артиллерия, которая уже не стремилась разобрать своих и чужих, а просто месила квадратами город в пыль и труху.
— Опасно, командир! — повернулся ко мне Петр Михайлович. — Накроет обломками, не откопаемся!
— Вперед! — оскалился я. — Мы — русские! С нами бог!
— Мы советские! — поправил меня со своего места Леха. — С нами правда!
Я яростно ухмыльнулся. Думаю, в этот момент мое лицо выглядело ужасно — Насте бы не понравилось, но ее здесь и не было.
«Уралец» пошел вперед, легко преодолевая преграды из кирпича и прочего мусора, из мертвых тел немцев, которые гусеницы перемешивали в кашу, оставляя за собой длинные кровавые полосы.
Немцы, отступая, подрывали и сжигали все, что оставляли за спиной. Город превратился в руины, целыми оставалось не больше пары сотен случайно уцелевших зданий… из почти двух тысяч. Все остальное превратилось в горы строительного мусора.
Связи все не было, я не услышал за последние полчаса ни слова от Дуюна, и приходилось действовать самому, выбирая цели на месте и просто продираясь сквозь город.
Мы как раз миновали очередную улицу, полностью зачистив ее от присутствия вражеских сил, как откуда-то из переулка выскочил вестовой и, безрассудно подставляясь под пули, кинулся напрямик к танку.
Я высунулся из люка и снял шлемофон.
— Общий приказ! Всем экипажам срочно выдвинуться на северо-запад!
Вестовой убежал дальше, нелепо дергая длинными несуразными ногами, похожими на ходули. Вот ведь незадача. Я понятия не имел, в какой части города нахожусь. И чтобы выполнить приказ, мне нужно было для начала сориентироваться… или найти провожатого.
Очень вовремя сзади появился американский бронетранспортер М3, мчащийся на полной скорости в неизвестном направлении. Хорошая машина, бодрая, видно, досталась по лендлизу.
— Перегороди ему дорогу! — приказал я Корякину, и тот быстро поставил танк поперек улицы, полностью перекрыв возможность проезда.
М3 с диким скрежетом тормозов остановился. Из его нутра выбрался разгневанный пехотный майор и в три прыжка подскочил к нашей «тридцатьчетверке».
— Вы что, мать вашу, еб…лись? — заорал он сходу. — Какого хера улицу перекрыли? Быстро в сторону!
— Товарищ майор, — я высунулся наружу, прикрываясь люком, — вы бы осторожнее, там впереди пулеметчики засели! Вашу машинку прошибут, и не заметят!..
Майор замолк, с сомнением поглядывая на американскую технику.
— Что предлагаешь? — спросил он, наконец.
— Следуйте за нами, мы прикроем! Только что пришел приказ — идти в северо-западную часть… вот только понять не могу, как туда сподручнее добраться. Карты нет!..
— Два квартала вперед, потом направо! — быстро сориентировался майор. — Нам по пути! Хорошо, следую за вами! — и тут же скрылся в машине.
Так мы и пошли в заданный квадрат. Сначала наш Т-34, следом бронетранспортер.
Было спокойно, никто не стрелял по нам. Кажется, немцы полностью оставили эту часть города.
В какой-то момент майор все же не выдержал и пошел на обгон. М3 пролетел слева от нас, выбрав относительно ровный участок улицы, и стремительно понесся вперед — видно, майор очень торопился.
Они успели проехать метров сто — сто пятьдесят и тут их подкинуло в воздух, закрутило, и обрушило вниз грудой мертвого искореженного металла. Впереди, в конце разрушенной улицы, в двухстах метрах, чуть наискось, перекрывая дорогу, стоял «Тигр». Еще десять секунд назад он не был виден из-за дыма и пыли, но теперь его силуэт отчетливо прорисовался, а башня чуть повернулась, беря прицел на нас.
— Корякин! — резко скомандовал я. — Вправо!
Танк вильнул, но радиуса чуть не хватило, мы ткнулись в стену дома, не сумев до конца вписаться в поворот.
Бронетранспортер впереди полыхал, из него так никто и не выбрался. Наверное, только это, и наш неожиданный маневр, и спасли нас. Яркое пламя мешало наводчику, мы чуть сместились с линии выстрела, и первый снаряд прошел мимо.
Позади нас вздыбились земля и камни, закричали люди, начала рушиться стена дома.
— Подкалиберный! — крикнул я, и Казаков услышал.
В Т-34 в восьми специальных ящиках на полу, а так же на левом и правом фальшбортах размещалось сто снарядов. Из них двадцать один бронебойный, семьдесят пять осколочно-фугасных — используемых чаще остальных, и всего четыре подкалиберных. Самые трудные в изготовлении — ведь для них требовался дефицитный вольфрам, но зато ими можно было пробить броню «Тигра» с четырехсот метров.
— Есть подкалиберный!
Выстрел!
Выстрел «Тигра»!
В ту же секунду откуда-то из подворотни выскочила обезумевшая от ужаса женщина с грудным ребенком на руках, закутанным в грязные тряпки.
Я успел поймать ее взгляд за мгновение до того, как ее не стало.
Сумасшедшая надежда — свои же пришли, спасут, и всепоглощающий страх — не за себя, за ребенка, который даже не плакал — не умел.
Она выбежала слишком близко к нам, и это ее погубило.
Ударило так, что «Уралец» замер на месте, во все стороны полетели мелкие осколки от брони, а внутрь сквозь крохотные щели в стыках брони и чуть приоткрытый люк мехвода полез жар.
— Ах! — Леха отвалился назад, закрывая обожженное лицо руками.
— Су-у-у-ки! — Корякин полуобернулся ко мне, его волосы дымились.
Казакова упал, из раны на его голове обильно сочилась кровь.
Что было со мной — не знаю, я не видел себя со стороны. Но, думаю, тоже ничего хорошего. Внезапно стало плохо видно. Я провел ладонью по лицу, и она оказалась вся в крови.
Нас всех крепко зацепило, но, вроде бы, машина уцелела. В очередной раз повезло! Наша башня приняла на себя основной удар, и экипажу достались лишь крохи того жара, который должен был сжечь
