— сказал канцелярист. — В церкви видались, еще я ему свой самовар как-то лудить носил. Но давно это было, лет двадцать назад, может и больше. Мастерские у него свои были, на Старой пристани. Работу хорошо делал, хоть и брал дорого. Помню, что за полуду он с меня пятнадцать копеек взял, это все равно, что нонче рубль.
— В мастерских он один работал? Или еще кто-то с ним был? — оживился я. — Подмастерье какой-нибудь или напарник?
Архивариус, немного подумав, покачал головой:
— Нет, один. Там у него и мастерские-то — клетушка, чтобы инструменты поставить да заказы взять. Верстачок стоял, стол. Там и одному-то работы мало. Пристани-то уже на ладан дышали, заказчиков для слесаря мало.
Ну вот, и тут облом.
— Ищу я, Михаил Артемович, хоть какие-нибудь следы, — сказал я. — Жил себе человек, сорок лет в мастерской проработал, жену имел, а теперь о нем никто ничего не знает. Но так не должно быть, верно? Должен же был Двойнишников оставить хоть какую-нибудь память? Ссора какая-то, спор. Не знаю, с чем это может быть связано. С работой, с имуществом. Хрен его знает, если честно. Вот и ищу какие-нибудь следы.
Кажется, старичок-архивариус меня понял. Спросил деловито:
— Какого касательства следы? — Кивнув на полки, заполненные папками и связками бумаг, канцелярист сказал: — Вон, на той полке у нас вся история городская скопилась.
— Здорово! — искренне восхитился я. — Люблю историю. Особенно старые документы.
Михаил Артемович, словно нюхом учуял коллегу. Метнувшись к полкам, ухватил в руки толстенную папку.
— Не хотите копии челобитных почитать, когда купечество наше город отстаивали?
— В каком смысле отстаивали? От кого? — не понял я.
Прикинув, что Череповец появился в результате реформы Екатерины, войн до сей поры тут не было. Наполеон до этих мест не дошел, да и отстаивают города не с помощью челобитных. Во времена Смуты поляки сюда приходили, все сожгли, только города еще не было.
— Наш город два дня рождения имеет, — важно сообщил канцелярист. — Первый день, когда матушка императрица свой Указ подписала. И было это 4 ноября 1777 года. А во второй раз нас открыли уже при государе Александре Павловиче. В промежутке, между матушкой и Александром, когда наш город император Павел закрыть пытался, купечество череповецкое никак не хотело, чтобы город селом сделали.
Вот тут я вспомнил. Император Павел, взойдя на престол, многие реформы своей матери пустил под хвост пушистому зверю. В том числе, приказал обратить многие уездные города, учрежденные Екатериной, в «первобытное состояние» — то есть, в деревни и села.
— Купечеству-то какая разница — город это или село? — спросил я.
Наверное, историку положено знать такие тонкости, но я не помнил. Я нынче не вспомню, чем купец третьей гильдии от купца первой отличается. Не интересовался.
— Очень даже большая разница, — всплеснул руками архивариус. — Ежели, это город, купечеству местному, которое в третью гильдию записалось, по всей губернии торговать можно.
— И кой-хрен разница? — пожал я плечами. — Купцу-то не все равно? Сидишь в селе и торгуешь.
— Если ты купец третьей гильдии, то обязан в городе жить, — наставительно сообщил Михаил Артемович. — Но коли город в село обратили, так должен ты теперь мещанином стать или крестьянином. И торговать тебе уже можно лишь в самом селе. Хочешь в купцах остаться — в другой город надо переезжать. Кому захочется уезжать? И куда? В Устюжне или в Белозерске своих купцов хватает, да и расходов много. И не сидят купцы в городе, ездят, зерно, шерсть со льном, да все прочее закупают. Опять-таки — Шексна у нас тут, вся торговля на реке держится. Если уезжать, сплошное разорение.
— Так если говоришь, — перешел я на ты, — что закрывали Череповец, то купцам уезжать пришлось?
— Не, тут все хитрее, — покачал головой архивариус. — Сумело наше купечество убедить господина губернатора, через него и государя, что город Череповец останется как посад. — Видя мои непонимающие глаза, Михаил Артемович пояснил: — Посад, это тоже город, но у него уезда своего нет. И власти в городе нет — ни городничего, ни полиции, ничего. Но коли посад — город, то и купечеству не возбраняется там жить. А наши купцы постановили — на свои средства станут городничего содержать, собор Воскресенский, да еще и все подати положенные платить. До восемьсот второго года сами все и платили, пока государь-император Александр Павлович не повелел Череповец опять уездным городом сделать.
— Молодцы, — искренне похвалил я купечество. — Как время выберу, обязательно к вам зайду и со всеми документами ознакомлюсь. Авось, мы с вами даже книжку напишем по истории города.
— А вот еще папочки стоят, — снова ринулся канцелярист к полкам. — Вот, тутотка — о Череповецком ополчении. Тысяча человек в двенадцатом году в ополчение ушло из уезда, а живыми вернулось всего шестьсот. Или о том, как к нам Александр Павлович приезжал. Он, как раз через наш город в Таганрог ехал, там и умер. Вам не интересно посмотреть?
Мне было жуть как интересно. Всегда интересовался историей провинциальных городков. Не зря говорят, что работа историка чем-то похожа на работу следователя. Но сейчас передо мной стояла другая задача.
— Нет, дражайший Михаил Артемович, историческими штудиями станем заниматься в другой раз, — решительно пресек я ретивого краеведа. — Мне бы сейчас поискать какую-то бумажку, документ, где фигурирует Антип Двойнишников. Его жалоба или напротив, на него кто-то жалуется. Вполне возможно, что было это давно.
Михаил Артемович смотрел на меня со скепсисом и я его прекрасно понимаю. Сказал бы кто, что разгадка таинственного убийства таится где-то глубоко и далеко в прошлом, решил бы, что человек либо Агаты Кристи начитался, либо слишком часто пересматривает аглицкий сериал «Чисто английские убийства». Но у авторов детективов всегда находятся либо свидетели, либо какие-то документы. У нас люди так долго не живут, а документы имеют свойство исчезать. Да и вообще — нелепо думать, что кто-то соберется мстить через двадцать лет. За это время желание мстить отомрет само-собой.
— Так ваше благородие, поискать-то можно, — почесал затылок канцелярист. Опять указал на свои бумажные сокровища, сказал: — Тут ведь, бумаг-то много. Каждую перебирать, на это месяц уйдет, а то и больше.
— Месяц? — удивился я.
— Месяц, если не два.
Цепким взглядом историка,
