Савва выключил голограмму, спрятал очешник с очками в карман своего желто-песочного френча и откинулся на мягкую спинку дивана. В это время в дверь купе постучали. Их поезд пересек границу Германии, и немецкая таможня начала проверку документов.
— С возвращением в рейх, господин Флейтер, — сказал вежливый чиновник, отдавая Савве его фальшивый паспорт.
В Берлине, уплатив за две недели вперед пятнадцать марок, он снял комнату в квартале от Бельалиансеплац: выборка из газетных списков сдаваемого внаем жилья была подготовлена им заранее. В полиции Каратаев зарегистрировался как писатель, приехавший из Австро-Венгрии, но много лет перед тем проживший в России.
В ожидании пятнадцатого числа он гулял по городу, знакомясь с достопримечательностями; подглядывал и запоминал, сколько следует давать на чай таксистам, а сколько привратнику; разыскал на Курфюрстендамм «Фортуну»; посетил тот самый исторический музей, сотрудником которого якобы являлся; уплатил штраф в полицейском участке за кормление голубей в неположенном месте (а именно возле статуи Бисмарка, что напротив Рейхстага). Он покатался на трамваях, попил пива в «Томаскеллере», почитал объявления на афишных тумбах, среди которых особое его внимание привлекли сообщение о воскресных бегах на загородном ипподроме Мариендорф, где совсем недавно был установлен усовершенствованный тотализатор Экберга.
Пришлось потратиться и купить кое-что из одежды и канцелярских принадлежностей, а также несколько книжек. При всем при этом Каратаев строго следил, чтобы отложенные им на игру четыреста марок — все деньги он носил с собой — оставались в неприкосновенности.
В назначенный день тщательно выбритый Август Флейтер бродил по главному залу казино «Фортуна», позвякивая в левом кармане френча семью серебряными монетами по двадцать прусских талеров каждая. Он обменял их в специальном окошечке, отдав четыреста двадцать марок — почти все свои деньги.
Зеркала, люстры, темно-коричневые спиралевидные колонны, картины в тяжелых рамах, зашторенные темно-зеленым бархатом альковы для картежников. Публики много. Важные господа в белых жилетах под черными фраками и сюртуками с неизменными моноклями в глазу. Более современно и демократично одетая молодежь в таких же, как на Каратаеве, френчах, галифе или брюках, длинных шнурованных сапогах из желтой кожи или остроносых ботинках. Военные. Дамы в платьях из темных блестящих тканей до самого полу, с пышными рукавами на плечах и узкими на запястьях. Между ними сновали юркие стюарды в красных расшитых курточках и черных брюках с узкими серебристыми лампасами. Они носили подносы с выпивкой, подзывали к телефону завсегдатаев, помогали подняться из-за стола сломленному неудачами или ослабленному алкоголем игроку, выбегали на улицу вызвать экипаж или такси.
Большинство публики не принимало участия в игре. Некоторые живо наблюдали за происходящим за столами, завороженно следя за бегающим по кругу шариком или мелькающими на зеленом сукне игральными картами вперемешку с монетами, банкнотами и долговыми расписками. Другие ничем таким не интересовались, коротая здесь холодный зимний вечер за светской беседой. Они потягивали напитки, кивали проходящим мимо знакомым, обсуждали последние новости.
Каратаев прохаживался между столами с рулеткой, напустив на себя вид пресыщенного знатока подобных развлечений. Он искал загулявшего купца-соотечественника и никак не мог отыскать. В его голове засел образ не слишком обремененного светскими манерами богатея с массивной золотой цепью на расшитом золотыми листьями малиновом жилете, обтягивающем большой круглый живот. Лоснящееся от жира лицо а ля Генрих Тюдор с маленькими глазками и завитыми в колечки короткими волосиками надо лбом. Но ничего подобного ни за столами, ни рядом не обнаруживалось.
Каратаев прислушивался: не раздастся ли где-нибудь возглас на родном языке, не чертыхнется ли кто-нибудь, не обложит ли матом немчуру с их дурацкими порядками? Но повсюду звучала немецкая речь, в которую изредка вплетались французские либо английские реплики редких иностранцев.
Савва стал нервничать. Начинать выполнение так тщательно обдуманного им плана с неудачи очень не хотелось. Он подошел к кассам, где франки, марки, доллары, фунты и даже рубли обменивались на удобные в игре золотые и серебряные монеты крупного достоинства (ведь фишек и жетонов еще не было и в помине), и поинтересовался у стоявшего неподалеку служителя: не проходил ли в зал некий господин по фамилии Овчинников?
— Да, он здесь уже третий день, — ответил тот.
— Вот как?
— Если его нет у рулетки, значит, играет в карты за занавеской. Хотя постойте, вот же он! — служитель кивком указал на человека, менявшего поблизости деньги.
Тот был высок, худ, в длинном темно-синем сюртуке, как у военных моряков, и совершенно не подходил ни видом, ни манерами под каратаевский штамп русского негоцианта.
Савва кивнул служителю и, к удивлению последнего, не только не подошел к разыскиваемому им человеку, а напротив, поспешил отойти в сторону. Нельзя было оказать ни малейшего влияния на того, кто должен с ювелирной точностью отыграть свою роль. Подойди он к купцу просто поздороваться — и может случиться так, что потом, в самый ответственный момент, он назовет не тот номер. Внешне он выполнит все точно так же, но ход его мыслей, потревоженных неосторожным прикосновением постороннего, может не привести к тому самому, очень тонкому и на девяносто девять процентов случайному решению, механизм принятия которого столь таинственен и не познан.
Каратаев издали следил за Овчинниковым. Обменяв деньги, тот направился к дальнему столу с рулеткой, вяло отмахнувшись по пути от какой-то дамы, За столом его явно ждали. Он сел на стул напротив центра расчерченного игрового поля и выложил на стол несколько стопок золотых и серебряных дисков. Игрока обступили плотным двойным полукольцом болельщики, и крупье произнес:
— Messieurs, faites vos jeux.[1]
По наступившей вокруг тишине и по все накапливающейся здесь публике чувствовалось, что начинается действительно крупная игра. «Слава богу, похоже, я еще не опоздал и даже как раз вовремя», — подумал Каратаев. Он протиснулся поближе, сжав во вспотевшей ладони свои деньги.
Желающие сделали ставки, но крупье ждал главного участника. В этот момент Каратаев заметил рядом с собой человека, записывавшего что-то карандашом в небольшом блокнотике. «Ага, вот и наш репортер», — со все возрастающим волнением подумал он, и его рука непроизвольно вытащила из кармана монеты.
