— А-а!
Дикий крик вырвался из груди — так орут только от чудовищной боли, нестерпимой, лютой. И маты — подобные слова Бокий не слышал даже от расхристанных морячков, что в четыре боцманских загиба объяснялись, и от удивления уважительно цокнул языком.
— Да лей воду! Больно! На руки лей!
Чекист оторопел — тряпки в шкатулке загорелись прямо на его глазах, что было невероятным. Вначале от них повалил дымок, потом показались маленькие язычки пламени.
— Да лей же воду!!! Быстрее, чтоб тебя!!!
Мойзес корчился от боли, вопил и сквернословил, но руки из пламени не выдергивал. Бокий тут же опомнился, схватил большой графин с водой и выплеснул его содержимое прямо на багровые руки, отчаянно тряся, будто от этого живительная влага могла вылиться быстрее. Пламя погасло, лишь дым пополз по комнате да запах горелого мяса и тряпок забивал ноздри.
— Уйти от меня хотел, падло. Сам в огонь полез…
Хриплый голос Мойзеса походил на клекот, и Бокий вздрогнул, выходя из ступора. И непроизвольно отшатнулся, сделал шаг назад, подальше от стола, дымящейся шкатулки и торжествующего хохота подельника. А тот продолжал негромко говорить, но с ужасающим смехом, от которого в жилах леденела кровь:
— Нить хотел порвать, в огонь кинулся. Да только кто-то успел его вытащить! Вязочка наша крепнет, крепнет! А, Глебушка?
Бокий отступил еще на пару шагов от жуткого стола, чувствуя, что еще немного, и мочевой пузырь даст слабину. Он впервые испугался Мойзеса, до ужаса, до дрожи в коленях, чуть не обгадившись, поняв только сейчас, с кем имеет дело.
— Мы с ним «ниточкой» связаны. Хоть пулю в лоб пускай, но от меня не уйдет. Тело не нужно, зато кое-что другое вытащу…
Мойзес осекся, потом торжествующе засмеялся, подняв на начальника ледяной глаз, подернутый безумной пленкой. Тот машинально отступил на шаг, тщетно попытался спрятать страх. Не удалось — в уши ударил хриплый каркающий смех старого ворона.
— И с тобой мы теперь «веревочкой» связаны, Глеб. Так что соскочить не надейся и на пулю не полагайся. За мной тогда пойдешь! Потянет тебя следом! Вот так-то. И будь добр, сходи за доктором, руки у меня обгорели, лечить нужно срочно. Придумай что-нибудь, скажи ему, мол, самовар, ха-ха, опрокинули или чайник…
— Хорошо, Лев. Я сейчас!
Бокий с замирающим сердцем и немалым облегчением в душе выскочил из кабинета, тщательно прикрыв за собою толстую дверь. Рукавом вытер пот и с безнадежным отчаянием в осевшем голосе пробормотал:
— Гребаный колдун! Ох, попал я так попал…
Иркутск
(30 июля 1920 года)
— Что ты творишь?!
Тело само рванулось вперед, быстрее, чем промелькнула мысль и тем более были выкрикнуты эти слова. Рука Арчегова хлестанула по нагану, и генерал тут же навалился всем телом. В голове молнией мелькнула мысль: «Не выйдет, ствол уже в сторону ушел. Руку себе только продырявит в худшем случае!»
Просьба монарха дать наган показалась Константину Ивановичу более чем странной, а потому генерал заранее напрягся — как бы чего не выкинул «любезный друг».
Предосторожность выручила — курок сухо щелкнул. Мики его успел потянуть, вот только ствол уже был направлен не в сердце, а в голубое небо, выворачиваемый из пальцев крепкой генеральской рукой.
— Твою мать!
К великому удивлению Арчегова, выстрела не прозвучало. Константин Иванович сграбастал одной рукою наган, а другой неудавшегося самоубийцу. Все раздражение последних дней и часов вылилось в вычурную матерную тираду, и лишь потом прозвучали нормальные слова:
— Ты что творишь? С «катушек» съехал?
Генерал сильно тряхнул за плечи смертельно побледневшего монарха, мысленно вознеся к небесам благодарность за столь своевременную осечку. Вздохнул с облегчением, будто сто пудов с плеч скинул. Осмотрелся — к ним, заметив непонятную возню у лавки, рванулись охранники.
— Назад, — скомандовал генерал, махнув им рукою, — мы тут шуткуем. Правильно, Михаил Александрович?!
— Так точно, шутим понемногу, — еле прошепелявил монарх, приходя в себя от случившегося. Все же страшное дело — по собственной воле к смерти прикоснуться и живым остаться.
— Дал бы тебе в морду, да только Заратустра не позволяет, — с улыбкой прошипел ему в ухо Константин. — Еще лучше выпороть за такие идиотские шутки! Ты что творишь?! Мало тебе кругом крови пролито, своей добавить захотел?! Раз дали возможность жить, так живи, дурью больше не майся! Ты за миллионы людей сейчас в ответе…
Константина заколотила лихорадочная дрожь по всему телу — после выплеска чудовищной дозы адреналина начался «отходняк». Покосился на императора — тот тоже трясся, прикусив губу, однако смертельная бледность стала сходить со щек, окрашивая их в чуть розоватый цвет.
— Прости, сам не знаю, что на меня нашло. Какое-то затмение…
«Как некстати… И как вовремя. А ведь покойный Семен, падла такая, из ведьмаков. В другое время не поверил бы, но не тут. Хватило с одной „сладкой парочкой“ пообщаться, что намертво одной веревочкой повязана. Мойзес и Фомин, чекист и танкист, колдуны поганые, мать их за ногу!»
Арчегов покосился еще раз — Михаил Александрович дрожащей рукою зажег спичку, кое-как закурил, папироса ходила ходуном. И словно ударило, мысли забились холодным ключом.
«А ведь и Мики с ними связан на этой почве, не иначе. Ведь он тоже не должен жить?! Может, его следом затягивает? Твою мать!» Арчегов вытер выступивший на лбу пот рукавом мундира, не заметив такого весьма неприличного поступка. Впервые генерал пожалел о том своем решении, оно показалось ему скоропалительным и опрометчивым.
«Я поддался эмоциям! И зря! Раз эти гады друг с другом связаны, то отсюда и плясать надо. Пристрелить их никогда не поздно, нужно вначале все выяснить, все точки расставить. Поторопился ты, Константин Иванович, теперь круто сваренную кашу расхлебывать долго придется и с Мики глаз не спускать. Если он на самоубийство решился раз, то на вторую попытку пойти может. Ох, зря я это заварил, выждать нужно было».
— Ты плохой патрон вставил, осечка была.
— Слава Богу! Представить страшусь, если бы…
Константин осекся, вздрогнул от пришедшей в голову мысли. Быстро откинул шомпол, выбил из барабана блестящий латунный цилиндр. Поднес его к глазам, всмотрелся и ахнул, не сдержав изумления.
— А ведь ты знаешь этот патрон, — прохрипел монарх, сдавив крепкими пальцами плечо генерала. — Ведь знаешь?! Не вздумай мне лгать! Сам тогда придушу тебя, собственными руками!
