Андрей Загорцев - Спецназ Третьей Мировой. Русские козыри

– Товарищ майор, а вы как, с нами на задачу? Вас в выписке по личному составу нет, – спросил я «информатора», втайне надеясь, что майор с нами не пойдёт. На хрена он мне нужен в более-менее слаженной группе, где у каждого есть свои обязанности по боевому расчёту. И уже есть кое-какие секреты, которые показывать вышестоящему начальству нежелательно.

– Да нет! После вашего вывода самолёт на Южно-Сахалинск пойдёт, я в Петропавловск в штаб бригады даже пока не возвращаюсь. Там в Сахалинске отряд новый будем разворачивать, группы корпусной роты начали с баз возвращаться, больше полугода партизанили, работы навалом.

Ну и хорошо. Пусть летит на Сахалин, а мы – в никуда. С трудом верится, что можно с этой задачи вообще вернуться. Существует большая вероятность, что мы ещё при высадке накроемся медным тазом. Прыгать будем в модуле группового десантирования, в который уложим и принайтуем рюкзаки и к которому уже пришвартован плот. После отделения от борта самолёта модуль пролетит в свободном падении пару километров только на стабилизирующем куполе. Потом страхующий прибор выдернет шпильки основных парашютов, и модуль начнёт уже плавное, но неуправляемое снижение. Где-то метров за двести до воды ещё один прибор отстрелит на грузовом фале спасательный плот, который сперва будет болтаться метров на десять ниже спускаемого модуля. Потом плотик при ударе об воду будет должен автоматически надуться. При ударе гермокапсулы об воду сработает плавучий якорь и автоматически отстегнется одна из сторон подвесной системы основных куполов. Группе останется только подтащить к себе плот, перебраться в него вместе с имуществом и затопить кабину модуля и парашюты. На словах и то страшно, на деле – ещё страшнее. Групповой способ десантирования на воду в модулях моя группа отрабатывала в совершенстве и по несколько раз. На всякий случай отработали ручное открытие всех систем – мало ли что может случиться с приборами?! Осталось только уложить свои рюкзаки и контейнер с аппаратурой.

Ладно, вроде все уяснил, сообразил, в голове прояснилось. Три моих разведчика – матрос Бахраджи, радист старшина Ковалёв и матрос Рыхтынкеу – преспокойно спали на полу гермокабины, улегшись вдоль борта и закинув ноги на рюкзаки, крепко сжимая в руках опечатанные пакеты с формой одежды. Форму и снаряжение в период подготовки мы потаскали несколько дней, подогнали под себя, потом постирали вручную, запаковали в пакеты, опечатали и зашили их. На борт мы зашли в обычных флотских робах и бушлатах. Форму оденем минут за тридцать до высадки. Мою группу вообще сильно легендировали. В самолёт, в самом начале посадки, перед остальными группами загнали целую толпу матросов, одетых как мы. Потом всех выгнали, мои три разведчика остались в гермокабине. Я вообще был одет в лётное техническое обмундирование. Такая конспирация нужна была скорее всего для того, чтобы остальные группы, выводящиеся этим же бортом, при попадании в плен не могли дать показания по численному составу и внешнему виду нашей группы. Ладно, хватит размышлять. Надо спать. У лётчиков своя работа, у нас своя. Достал из маленького тубуса «сонную» таблетку, которые выдавал врач-спецфизиолог ещё в части, покрутил её в руках. Может, так засну. Майор-«информатор» погрозил мне пальцем. Ну его, штабного, ещё потом в рапорте доложит. Налил себе из лётного стального термоса у переборки горячего кофейного напитка из цикория. Съел таблетку, запил. Улёгся, как полагалось, вдоль борта, положив ноги на контейнер и рюкзак, обнял пакет с формой и широко зевнул. Шум мотора мгновенно убаюкал, и я провалился в сон без сновидений. Не снилось абсолютно ничего.

Проснулся практически мгновенно с чистой незамутненной головой. Мои разведчики уже пили кофейный напиток и разминали затёкшие суставы. Я пооткрывал рот, уравновесил давление. Бахраджи молча протянул мне кружку с напитком и маленький бутербродик с салом. Хоть и перед высадкой запрещается принятие пищи, плевать – когда удасться ещё прекусить чем-нибудь. Из кабины лётчиков вышел офицер по выводу. «Информатора» нигде видно не было. В грузовом отсеке он что ли? Глянул на иллюминатор. Шторки на нем уже нет. Грузовой отсек уже пуст.

– Пехотиин! Ровно час до места! Лётчики начали заход на точку отделения согласно расчётам, – проорал ВДСник, – начинай переодевать своих! Десять минут тебе время и идём паковать модуль.

Пришлось, поёживаясь, переодеваться в специальную форму. Если в гермокабине такая холодрыга, то как же тогда в грузовом отсеке. Переоделись, повертелись. Напялили куртки-«аляски» и уже в последнюю очередь натянули непромокаемые комбинезоны. Одеты, готовы. Рюкзаки в руки, оружие – на грудь. Офицер вывода выпускает нас в грузовой отсек. Ох ты! Да тут действительно мороз. Группы, скорее всего, высадили чёрт знает ещё когда. Майора-«информатора» нигде нет. Да и хрен с ним с этим странным майором. Может, у него своя какая-то неведомая задача, про которую нам не дано знать.

Наш модуль стоял на системе сброса, опутанный ремнями и фалами. Начали устанавливать рюкзаки и контейнер с аппаратурой на штатные места. ВДСник ползал вокруг, проверял «закантрованность» приборов, систему сброса, фалы плота и прочее.

Так просуетились достаточно долго. Дотошный офицер придирался к каждой незначительной мелочи. В работе и на морозе страх перед высадкой и падением в морскую бездну с высоты нескольких тысяч метров улетучился. За двадцать минут до назначенного времени мы расселись по местам, и я надел летный кожаный шлем и подсоединил штекер ЛПУ (лётного переговорного устройства) к розетке на борту модуля. Вскоре в наушниках раздался голос ВДСника:

– Три, два, один! Как слышишь, как слышишь «ноль два», как слышишь?

– На связи «ноль два»! слышу на пятёрочку! Все на штатных, к высадке готовы!

– Принял тебя «ноль два», принял! До отрыва десять минут! Обратный счет даю через одну малую, одну малую! Командир экипажа вышел в расчётный эшелон, противника нет.

– Да понял я, понял! Осталось девять малых, – ответил я словоохотливому десантирующему и отпустил тангенту, – Бахраджи! Команда «сорок»! Выполнять! Немедленно!! – проорал я своему разведчику.

Матрос молниеносным движением достал из-за пазухи непромокаемого комбинезона фляжку и открутил колпачок. Быстро отхлебнул сам, передал Ковалёву. Радист сделал мощнейший глоток и предал Рыхтенкеу. Матрос-разведчик, чукча Рыхтенкеу тоже сделал добросовестнейший глоток и передал фляжку мне. Я её уже допил до конца. Выдержанный армянский коньяк легонько просочился в желудок и разлился блаженным теплом. Матрос уже протягивал мне прикуренную сигарету. Ещё в Афганистане на одной из первых засад, проведённых разведотрядом «Ильич», я, потроша расстрелянный автомобиль, нашёл несколько блоков американского «Кэмела». Теперь их только и курю. Даже «блатные» болгарские и наша «Новость» с «Кэмелом» не сравнятся. Последняя пачка закончилась у меня в санатории. Но, благодаря тому, что группу готовили так серьёзно, я смог надавить на обеспеченцев, и нам выделили два блока того самого настоящего курева. Легендирование оно и есть легендирование! И пусть попробуют тыловики это оспорить. Куря в кабине десантирования грузового модуля, я нарушал все мыслимые и немыслимые запреты и инструкции. Несколько сотен метров парашютного перкаля, грузовой отсек летящего самолёта. Да плевать! Может нас уже через пару минут в живых не будет.

– «Ноль два»! «ноль два»! осталось две малых! – раздался голос в наушниках. Или не замечает тлеющих огоньков сигарет в кабине модуля, или ему асбсолютно по херу и он прекрасно нас понимает.

Тщательно затушил окурок о кожу перчатки.

– Готов, – ответил по связи десантирующему и подал знак группе: – Отключаю связь! «одна малая»! По ревуну – отрыв! Ни пуха!

– Нахер! – ответил я весьма непочтительно старшему по званию.

Самолёт пошёл в горку, в отсеке замигали фонари, загудели приводы рампы, лица стали каменными, чувствовались потоки воздуха, ударяющие в стену гермокапсулы, сердце сжалось. Завизжал ревун, в открытый проём рампы выстрелил вытяжной купол. Модуль рвануло с места и выдернуло в пустоту.

Бля, да как же я ненавижу это ощущение!.. Однако в модуле падение ощущалось по-другому. Да мы же в свободном падении, а это невесомость. Эххх! Нас тряхнуло, вибрация кабины прекратилась. Вышли основные купола. Как положено, я отодвинул стекла иллюминатора кабины, провёл разгерметезацию и, чуть подтянувшись, выглянул и зафиксировал выход и раскрытие парашютов. Никаких обрывков, строп и купола. Все в штатном режиме. Внизу пугающая чернота. Хорошо, если всё-таки море. А если лётчики ошиблись и под нами скалы острова? Модуль-то ведь рассчитан на приводнение, а не приземление. Отмечаю по часам – минута, полторы, две. Ещё один рывок. Пошёл плот. Снова выглядываю. Фал уходит вниз, плот еле виднеется. Водной поверхности не видно. Где-то очень далеко на горизонте сереет. Значит, восходит солнце и запад у меня уже определён.