А вот то, что списочек я оставил себе, заставило их сильно задуматься, ну, по крайней мере тех, кто умел думать. Все отпечатки их духовных сущностей отныне хранились в сумке у меня на поясе. Что давало мне над ними немалую власть.
Впрочем, как я понял, ребята и так не были против того, чтобы над ними висела некая власть. Всем им некуда было идти. Все они понимали, а недавно убедились воочию, какую силу им дарует полученная у аиотееки выучка. И мысль о том, что дальше выгоднее держаться по жизни вместе, дошла даже до недалекого Мнау’гхо. Но люди-то они и впрямь были очень разными. И спаять их в единую общность пока смогла только суровая Власть аиотееков, бывших хозяев-демонов.
Я всего лишь скромно заменил демонов собой. И это всех устроило. Подчиняться Великому и Ужасному Шаману и его Вождю с Волшебным Мечом было не менее почетно, чем злобным и коварным демонам. Так что на какое-то время я мог расслабиться и не ожидать удара в спину с этой стороны. По крайней мере до тех пор, пока наше командование будет приводить к хорошим результатам. Как вчера, например, при разгроме пиратов.
Кстати, о пиратах. В кровавую «Ведомость на Зарплату» было внесено не два, а целых девять новых имен. Многие пираты, глядя на товарищей, тоже решили сменить карьеру. Я этому не препятствовал, надеясь подглядеть приемы, с помощью которых аиотееки добиваются от своих подневольных рекрутов такой отлаженной выучки.
Еще шестеро напросились к Корт’еку гребцами на лодки. Остальных мы отпустили восвояси, отобрав все ценное, включая одежду. До поселка, откуда они за нами стартовали, не больше десяти-пятнадцати километров, — дойдут и голышом.
Но радость от победы была недолгой, буквально через пару дней после эпохальной битвы с пиратами на нас навалилась новая напасть — начались затяжные осенние дожди и бури. Мы, конечно, этого ждали, ведь караван наш вышел почти на три месяца позже обычного срока. Однако ждать одно, а грести весь день под ледяным дождем и промозглым ветром — совсем другое. Или сидеть по несколько дней на берегу, прячась от пронизывающего ветра в хилых шалашах, едва осмеливаясь высунуть нос из укрытия, чтобы поглядеть, как бушует стихия.
А тут еще и Осакат вдруг разболелась — видно, продуло ее холодным влажным ветром.
Да и вообще, торчать дни напролет в постоянной сырости, холоде и на ветру — не лучший выбор для поддержания здоровья. Все мы были малость простывшими и приболевшими. Даже здоровый, как овцебык, Лга’нхи и то пару раз чихнул и похлюпал носом. А меня и многих других вовсю одолевал противный затяжной кашель, так что все наши мысли были — поскорее забраться в какое-нибудь теплое и укрытое от ветра убежище и отдохнуть от этой непогоды.
Но мы-то ладно, а вот сестренку, видно, прихватило основательно. Также я опасался за жизнь четырех раненых, остававшихся на моем попечении.
А что я мог? Только укутать их потеплее и, напевая «целебные» песенки, поить горячими отварами травок, неизвестно каких и от чего помогающих. Больше полагаясь на эффект «плацебо», чем на реальную их помощь. (Хорошо хоть про «смертельный корешок», который мне показали «забритые», я теперь знал и не сунул его ненароком в «целебное питье».)
Так что неудивительно, что, когда Кор’тек объявил, что цель нашего путешествия близка и мы окажемся там уже завтра, мы все были на седьмом небе от счастья.
Сложно сказать, на что раскатывал губы мудозвон мудозвонов Митк’окок, но, думаю, выходка Лга’нхи стала для него такой же неожиданностью, как и для нас всех.
Пока эта хитромордая тварь сыпала намеками на мою казнь и возможность компенсации, достойной пролития гостем крови хозяина, да еще такого высокого уровня, как сам брат Царя Царей, я мысленно загибал пальцы, прощаясь с лодками при каждом новом выдвигаемом обвинении. Хотя мне и так давно уже стало понятно, что нас отсюда не выпустят, не обобрав по полной программе, и возвращаться, скорее всего, придется уже пешком.
Нет, конечно, можно было отдать команду «забритым», и они бы без проблем пробились в порт, захватили лодки, и мы слиняли бы отсюда на вечные времена. Вот только куда?
В Улот после такого лучше не возвращаться. Одно дело потерянные лодки и товары — это еще можно пережить. А вот слава про то, что ЕГО люди дважды нарушили священные Законы, пролив кровь хозяев…
После такого представителям Леокая лучше вообще не вылезать на побережье. Особенно учитывая, что тут переживали зиму караваны из очень многих береговых племен, и известие об этом преступлении будет обмусоливаться в каждом мелком рыбацком поселении, по всему побережью. С такой лиходейской славой проще сменить название и географическое положение царства, чем продолжать зарабатывать торговлей. И я это прекрасно понимал.
Также это прекрасно понимал и наш «гостеприимный хозяин», видно, оттого особо и упирал на слова «священный» и «закон», и «нарушение обычаев». Только вот сдается мне, он сильно переборщил с этим «священством» и тонкими намеками на воздаяние крови за кровь, сопровождающимися пошлыми взглядами в сторону Осакат.
Уж не знаю, что больше задело Лга’нхи — упреки в нарушении священных законов (с прилагающейся обидой духов и тыщей лет несчастий), угрозы в мою сторону или намеки на сестренку. Но он пустил в ход аргумент, который от него не ждали, — свой «меч». Нет, я конечно опасался, что он может пустить его в ход. И даже попытался повиснуть у него на руке, когда он схватился за него. Но я-то думал, что он сейчас начнет крушить им головы неправедных судей и всех, кто подвернется под руку, а не предложит в качестве компенсации.
Митк’окок этого тоже явно не ждал. Думаю, он скорее предпочел бы забрать лодки, чем связываться с Волшебной Вещью. Но компенсация была вполне соответствующей преступлению. Тут играли роль и высокая ценность вещи, и то, что за нарушение священных законов отдается священный предмет. Еще недавно Митк’окок признал шестопер величайшим сокровищем, так что отказаться от него он не смог. Так мы остались при своих лодках, но без нашей Главной Ценности.
Вал’аклава, собственно, сложно было назвать «царством», хотя его Босс и носил гордое титулование Царя Царей. Скорее, это был один город. Пусть и огромный, по местным меркам, но все же город. Располагался он вдоль берегов вдающегося далеко в сушу залива и впадающей в него Реки, и, как большинство прибрежных городов, был более длинным, чем широким. Кажется, там вообще была всего одна улица, идущая вдоль берега, а за домами уже виделись огородики и поля. Зато вот на большом острове, торчавшем почти на самой середине бухты, застройка была очень плотной, как обычно, «облепляя» очередной дворец.
Но Кор’тек во дворец нас не повез. (Хоть я и просил.) А сначала припарковал наши челны с правой стороны бухты возле каких-то большущих сараев. Сараи эти оказались караван-сараями — тут складировались и проживали все купцы, соизволившие посетить Вал’аклаву с деловыми визитами.
Насколько тут все было «по-взрослому», я оценил, когда к нам заявилась таможня — налоговая служба. Вот уж не думал, что это изобретение таких древних времен. Однако, едва мы успели припарковаться, к нам подошел важный господин в сопровождении двух стражников и завел с Кор’теком деловую беседу. Говорили они на общеприбрежном языке, который я за почти три месяца плавания выучил довольно неплохо. Описью имущества и высчитыванием полагающегося процента никто заморачиваться не стал. Чиновник выслушал предположения нашего адмирала о количестве имеющихся у нас товаров и навскидку назвал долю Царя Царей с реализации. Молодчина Кор’тек, выступил со встречным предложением, снизив цену вдвое, и еще час ребята жарко торговались. Причем Кор’тек бился за чужое имущество, как лев, и, кажется, исключительно из спортивного интереса, хотя, может, и надеялся на какие-то профиты со стороны работодателя. Ну это он пусть к Леокаю шурует, с меня взять нечего.
В ходе разговора чинуше были представлены и мы с Лга’нхи, а главное, Осакат. Кажется, Кор’тек пытался сбросить цену на том основании, что мы не только торговый караван, а еще и дипломатическая миссия. Чинуша высказался в плане, что ему по фиг, «будь вы хоть космонавты, а денюжку извольте выложить». Однако, едва мы успели толком перетащить товары в свободный сарай и худо-бедно расположиться там сами, к нам подплыла лодка с приглашением от Царя Царей Митк’окока дипломатическому корпусу Улота на званый пир. Что, по словам Кор’тека, было весьма почетным.
Вот только одна маленькая хрень снижала пафос нашего дипломатического статуса — весь дипломатический корпус Улота в данный момент находился на пляже, километрах в пятистах отсюда, и, что характерно, мертвый. А ни я, ни Лга’нхи, ни Осакат были абсолютно не в курсе, о чем говорить с местным Царем Царей от имени Улота. Однако и деваться было некуда — раз пригласили, надо ехать.
