Что за рыцарь Ночи, что за портал, ответить она не смогла – как говорили взрослые, так она и запомнила. Сама Лита оказалась не слишком образованной деревенской девушкой. Давно, еще в хорошие времена, она два года училась в сельской школе, знала грамоту. Но на школу больше не хватало ресурсов – теперь никого не учат. Школы, говорят, остались только в городах. И доступны они богачам и сангам.
- Санги – это кто? Это – маги?
- Санги? Нет, санги – это высокородные, вот, как твоя мамаша была. Только она замуж вышла и стала такой же, как моя мать, а не санги.
Лута рассказывала охотно, чувствовалось, что ей приятно это превосходство в сведениях надо мной. Хотя по ее речи я видела, что многого она не понимает сама, а многое ее просто не заботит. В деревне особо не интересуются абстрактными знаниями.
Санга – значит высокородный. Моя мать санги. Забавно. Может быть именно из-за этого такая неприязнь к девочке? Я все еще с трудом осознавала, что это не просто о чужом ребенке разговор, а обо мне самой.
Магия была столь распространенной, что ей владели и купцы, и селяне. Пусть они, допустим, не могли сжечь лес, такое под силу было только боевому магу, которых обучало государство, которые ценились даже во времена изобилия магии, но магия грела и светила, магия двигала ткацкие станки и переносила с места на место людей и вещи.
Речь Литы была неграмотной. Странно, что я это понимала. Если задуматься, язык совсем не похож на русский. Что-то значительно более мелодичное и мягкое, с большим количеством букв «м», «л» и кучей гласных. Если отвлечься от темы беседы – то даже бранные слова кажутся напевными.
Раньше в деревне чуть не каждый пятый был магом. На магии держалось все, вся жизнь, производство вещей и еды, здоровье людей и развлечения. Мне сложно было представить, как это. Но для себя, внутри, я попыталась вообразить, что в моем мире пропало электричество. Думаю, это стало бы глобальной катастрофой. Так и здесь. Привычный мир рухнул, пищу нужно стало добывать не магией, а трудом, одежду – так же, лечились люди теперь травами, а не колдовством, а на развлечения в деревне просто не хватало времени.
И на этом фоне осталось некоторое количество людей, способных пользоваться остатками магии. Их очень-очень мало, их дар – слаб и непостоянен. Каждого из них проверяют и самых лучших забирают на службу государству.
- Но ты и тут оказалась никчемной! – с каким-то даже удовольствием выговорила она мне.
- Почему никчемной?
- Ты слишком слабая и ничего не умеешь. Да и не нужна сейчас никому твоя магия.
Я помялась, но все же задала волнующий меня вопрос:
- Лита, а какая у меня магия? Ну, что я умею?
- А ничего ты толком не умеешь! Ну, можешь сделать, чтобы сорняки меньше росли. Картошка у нас покрупнее, чем у соседей. Еще ты как-то жука-страшноеда отпугиваешь… А больше – ни-че-го! – это она проговорила с каким-то торжеством в голосе.
- Страшноед?!
- Ну, полосатый такой, жрет все подряд. И картошку, и помидорья. Ежели сильно расплодится – так и на деревья может полезть.
- Понятно. Только не понятно, чем же моя магия плоха. Разве это худо – уметь сорняки остановить и этих самых жуков?
- Ха! Так сил-то у тебя нет! Ну, на наш огород еще так-сяк хватает, да и то - потом в лежку лежишь сколько дней, толку от тебя никакого, а кормить, небось, надо каждый день! Правильно мать говорит – нахлебница ты и есть!
В руке у меня был кусок сероватого хлеба – именно его Лита мне в руки и сунула. Беседа была тяжелой и неприятной, она, почему-то, была свято уверена, что Алуна, ну, теперь, значит уже, я – бездельница. Если ее мать – моя мачеха, то возможно, с ее подачи и идет такое отношение.
Я отщипнула немного хлеба и начала жевать. Не слишком вкусно, но хоть немного утихомирит слабую ноющую боль в желудке.
- Лита, а если я не буду пользоваться магией? Ну, чтобы не лежать потом. Я ведь и руками могу все делать, того же жука собирать и полоть, что нужно.
Она как-то странно посмотрела на меня и дернула плечом. Смысла я не поняла.
- Лита, ладно, давай оставим этот разговор. Скажи, маму твою я уже видела, а где отец?
- Ну ты и наколдовалась в последний раз! Неужли не помнишь?! – в голосе ее звучало не столько изумление, сколько некая брезгливость, что ли…
- Лита, я не шучу, я действительно ничего не помню.
- Добровольцем твой папенька ушел. Собирали тогда тех, кто может оружие держать, у кого хоть малая толика есть магии. Это уже после войны было. У нас-то, хвала Силе, все тихо было. А у города банды, говорят, воевали. Страсть, что творили! Ну, мать ему и сказала – иди, что добру-то пропадать, хоть какую копейку в дом принесешь. Голодно тогда было очень, я-то вот помню. Больше и не вернулся. Весь отряд их так и похоронили где-то под Лейном.
- Что значит – мой папенька? А твой?
- Так не родной он мне. И ты мне – не сестра!
- Понятно. А братья твои, они тоже мне чужие? Или...
- Конечно, чужие! Мать вдовой честной была, когда за твоего отца вышла.
Помолчали. Я терялась и не знала, что нужно спрашивать в первую очередь.
- Лейн – это что?
- Город. Там, где замок черного рыцаря. Спит он там, а в городе все-все есть! Я была, еще когда порталы работали, давно…
- А сколько тебе лет?
- Двадцать два уж, скоро замуж пойду!
- А вот этот шарик, ну, в руке у тебя… Это что?
- Это со старых времен светляк остался. Их уже мало, раньше то у всех было сколько надо. Тухнут они.
На мой взгляд замуж ей было рановато – выглядела она, дай бог, лет на шестнадцать, но кто бы меня спросил.
- А мне сколько лет?
- Двадцать, вроде бы…
- А рыцарь этот – он почему спит?
- Так это он портал запечатал! Говорят – герой он.
- Он мертвый?
- Ну ты и дура! Говорю же – спит! Колдовской такой сон!
Ничего я не поняла, однако переспрашивать не рискнула. Мы говорили не слишком долго – снизу Литу окликнула моя мачеха:
- Ужинать иди, стынет все.
Меня не пригласили, но я уже и так поняла, что в семье Алуна – изгой. Я сидела на сене, щипала хлеб и думала, что и как нужно сделать, чтобы выжить. Хорошо это или плохо, но зачем-то мне дана эта молодость и здоровое тело. Пусть и слабое от недоедания, но не убиваться же мне второй раз!
Мыслей, особо-то, не было. Слишком мало я знала про этот мир. Одно поняла точно – магия вызывает неприязнь и, похоже, зависть окружающих. Думаю, если бы семье было невыгодно использовать магию девочки Алуны для огородных работ, то и не использовали бы. Зато потом, когда она лежала слабая и беспомощная – вполне можно было обзывать ее бездельницей. Не знаю, что при этом чувствовала она, а я точно больше не стану делать вот это вот странное руками – это обессиливает меня.
И еще я поняла – здесь нет никаких магических академий, никто и ничему не будет меня обучать. Нужно самой понять, как это работает. Просто для того, чтобы не было больше вот таких непроизвольных вспышек, как с кроватью. Хорошо уже то, что мое беспамятство никого особо не смутило. Напротив, Лита как будто радовалась, что я ничего не помню. Наводило меня это на дурные мысли – а от колдовства ли обессилила Алуна?
Сидеть просто так было довольно бессмысленно, потому я пошла во двор – хоть осмотрюсь.
Семья уютно устроилась за столом. Ели какую-то густую похлебку, пахло пряной травкой и мясным бульоном. Старший из братьев, громко сербая с ложки, приговаривал:
- Ох, и хороша сегодня! Прям объедение!
Это было настолько мерзко и унизительно, что у меня опять навернулись слезы на глаза. Я прошла мимо жрущей семейки и вышла за калитку. Надо подумать, может быть я смогу найти работу в селе. Или попробовать перебраться в город. А для начала – нужно что-то решить с кроватью. То, что я обмочилась – следствие бессилия после магии. Возможно, если бы меня кормили нормально, я бы и не была такой слабой.
Я сидела за плетеным забором дома на обычной деревенской лавочке, рассматривала сельскую улицу, лежащую у двора напротив меня в теплой дорожной пыли зевающую собаку, и обдумывала последовательность действий. Первое, в чем я нуждалась – информация. Лита явно не была достаточно хорошо осведомленной о событиях в мире. Ладно, мир подождет, есть дела поважнее.
