и должным образом в исполнение запущен, так что завтра приставу орден и вручат, так что ему, надо полагать, не до тебя будет и не до службы. А вот послезавтра как раз самое времечко.
Хм, надо же, как удачно для Бориса Григорьевича всё тут сложилось… Завтра он, стало быть, отметит у себя в управе своё кавалерство, а послезавтра я его порадую заинтересованностью царевича в деле, заодно и поздравлю.
— Хорошо, Леонид, послезавтра в Елоховскую губную управу и загляну, — согласился я.
— Да, и правда, хорошо, — поддержал меня Леонид. — Матвею Николаевичу после той выходки Гурова и без того родство с ним не в радость пошло, а теперь ещё и сына в отравлении подозревают…
— А что за выходка? — слова царевича мне не понравились. Похоже, у дела есть какое-то двойное дно, о котором я не знаю. Это что же, приятель мне так вот по-свойски подложил свинью?!
— Да женился Гуров уж больно неудачно, — поморщился Леонид.
— Рассказывай, — потребовал я. Да, с моей стороны так вести себя было известной наглостью, но Леонид тоже хорош — мог бы и сразу сказать, что там за сложности.
— Гуров мог бы прослужить ещё несколько лет и в отставку выйти третьим государевым советником, — с кисловатым выражением лица начал царевич, — но овдовел и женился второй раз… на актрисе, — тут Леонид не удержался и откровенным образом скривился. Да уж, женитьба и правда неудачная.
— Ангелина Красавина, — всё с тем же слегка перекошенным лицом назвал Леонид имя второй жены Гурова. — На московской сцене блистала.
Имя показалось мне знакомым. Ну точно, матушка моя, поругивая игру актрис после очередного похода в театр, ворчливо приговаривала, что Красавина сыграла бы лучше. Я помнится, как-то поинтересовался у неё, кто такая эта Красавина, но боярыня Левская сказала лишь, что была раньше такая актриса, а от изложения подробностей уклонилась.
— Дело тогда до брата моего дошло, — продолжал царевич. — Он брак Гурова хотя и признал, но не одобрил, вот и пришлось тому в отставку выйти.
Это да. Актриса, она, конечно, не танцовщица и уж тем более не циркачка, но для дворянина и занимающего столь ответственное место чиновника партия, скажем мягко, не приветствуемая. Впрочем, вряд ли палатный советник этого не понимал, уж наверняка и последствия такого брака тоже представлять себе был должен, однако выбор свой сделал не в пользу службы.
— Матвей Николаевич, как Гуров на той Красавиной женился, общение с ним прекратил, — не унимался Леонид, — но супруге своей встречаться с братом не препятствовал. Сына, правда, к дяде отпускал не всегда, но в этот раз, так уж некстати вышло, отпустил.
Ага, а тот дядю и отравил. Или не отравил? Ладно, это мы с Борисом Григорьевичем выясним. Но Леонид меня огорчил, честное слово, огорчил… Он же с двенадцати лет на военной службе, уж излагать обстановку чётко и ясно его должны были научить, а тут растянул, понимаешь… Или не растянул? Сперва дождался моего согласия и лишь потом выдал то, что могло бы меня от дела отвратить? Честно говоря, верить в этакое коварство не особо хотелось — я-то Леонида знал совсем иным, влюблённым в мою сестру и проявившим в достижении соединения с нею как изрядную настойчивость, так и похвальную осмотрительность. А такой способ уговорить меня в прошлой моей жизни назвали бы профессиональной деформацией — всё-таки, живя в царской семье, Леонид поневоле должен был пропитаться духом придворных интриг и хитроумных политических комбинаций. Ладно, переживу. В конце концов, я Леонида за язык не тянул называть себя моим должником, а иметь в должниках аж целого царевича — это, знаете ли… Предвидение уже успело шепнуть, что долг свой царевич выплатит уже скоро и выплатит с щедростью. Вот и хорошо.
Мы с Леонидом выпили ещё по чарке и я решил, что с нас хватит.
— Как думаешь, царевна Татьянка с боярыней Варенькой там без нас не соскучились? — спросил я.
— Царевна Татьянка? — хохотнул Леонид. — Хорошо сказано, надо запомнить! А вот пойдём и проверим!
Судя по довольным личикам названных царевны и боярыни, они совсем не скучали, наверняка и у них нашлось, о чём поговорить, и уж точно их беседа была не такой деловой и обязывающей, как у нас с царевичем.
Вернувшись за стол, мы выпили горячего сбитня с лимоном, что в рассуждении нашего с Варенькой скорого выхода под начавшийся дождь смотрелось делом весьма предусмотрительным, а там пришло время и прощаться. Я заверил хозяев, что уже вскоре и мы пригласим их на столь же приятное застолье, получив в ответ высказанную и Леонидом, и Татьянкой надежду на скорую встречу, и мы с супругой, тяжко вздохнув, вышли в мокрую темноту. Леонид отрядил слугу с огромным зонтом сопроводить нас до кремлёвских ворот, там мне относительно быстро удалось поймать извозчика, и, отпустив нашего сопровождающего да одарив его серебряным полтинником, мы отправились домой.
[1] Заместителя (устар.)
[2] См. роман «Хитрая затея»
[3] См. роман «Семейные тайны»
[4] См. роман «Царская служба»
Глава 2. Работа над ошибками
Пока Борис Григорьевич получал честно заслуженный орден и отмечал в кругу сослуживцев столь знаменательное в своей жизни событие, я, дабы не терять зря времени со своими учебно-научными делами, отправился в университет.
— Чем порадуете, Михаил Адрианович? — поинтересовался я у профессора Маевского после взаимных приветствий.
— Порадую, Алексей Филиппович, порадую, — с хитроватой улыбкой ответствовал профессор, явно пребывая в благостном состоянии духа. — В будущий четверг состоится заседание учёного совета, где будет рассмотрен вопрос о вашей диссертации. Как я понимаю, сама диссертация у вас в целом готова?
— Осталось переписать набело, — подтвердил я.
— Не затягивайте с этим, Алексей Филиппович, — посоветовал Маевский. — Я буду просить учёный совет назначить день публичной защиты вашей диссертации. Тем более, год со дня принятия тезисов учёным советом уже прошёл, практическая основа вашего труда сомнений у совета не вызвала и получила его одобрение, пора теперь завершать дело к общему удовлетворению. Должен вам сказать, — профессор доверительно понизил голос, — Мюнхенский Людвиго-Максимилиановский университет заслуженно считается лучшим в мире по преподаванию артефакторики, и мои коллеги с радостью ухватились за возможность хотя бы как-то превзойти в том вашу альма-матер.
— Что же, Михаил Адрианович, примите мою искреннюю благодарность за помощь и
