подбородок, с тонким белёсым шрамом – память об одной из уличных драк. Упрямо сжатые губы, слегка вздёрнутый нос с широкими крыльями ноздрей и чуть заметной складкой над переносицей, которая с годами станет резче. Глядящие на мир с лёгким прищуром серые глаза, которые, как шутила годы спустя жена, у меня позаимствовал Том Круз. Брови… Пожалуй что обычные, ничем не выделяющиеся. К пенсии начнут густеть и седеть, что, опять же по словам супруги, только придаст мне брутальности. Ну-ну… Лоб высокий, чуть скошенный, надбровные дуги немного выдаются вперёд, челюсть слегка тяжеловатая, боксёрская. В целом лицо привлекательное, а ещё один тонкий шрам на краю левого века – память о рассечении в том самом финале СДСО «Буревестник».
– Ты чего себя разглядываешь? – вывел меня из задумчивости голос Вадима.
– Любуюсь, – отшутился я.
– А-а-а, ну, дело хорошее. – хмыкнул тот. – Садись ешь, а то ничего не останется.
Небольшой стол располагался возле окна, в распахнутую форточку влетали звуки улицы и запахи весны. Ещё не черёмухой, у нас она зацветает в конце мая, но и других запахов хватало, которые хотелось вдыхать полной грудью. В носу снова защипало, в горле встал ком.
– Нет, с тобой точно что-то не то, – покачал головой внимательно следивший за мной Вадик. – Может, вместо демонстрации в студенческую поликлинику сходишь? Там сегодня дежурный терапевт должен принимать. А я уж покомандую ребятами, комсорг группы всё-таки.
Это точно, Верховских был у нас комсоргом курса, в задачи которого входило следить, чтобы студенты вовремя платит членские взносы, а тот, кто ещё не комсомолец – им стал. Ну и за успеваемостью поглядывать.
Со своими обязанностями Вадик справлялся неплохо, за что не раз отмечен почётной грамотой от институтского комитета комсомола. Во всяком случае к последнему курсу «пионеров» на курсе не осталось. При этом был он вполне компанейским парнем, ни разу не стукачом, впрочем, как и я, делал по утрам зарядку и выступал в студенческих соревнованиях по лёгкой атлетике.
А отдельный респект (как будет говорить молодёжь будущего) ему будет от студентов радиофака за то, что пробьёт этой осенью создание вокально-инструментального ансамбля. Называться ансамбль будет незатейливо – «Радиотехник». Умение музыкантов из числа студентов возиться с радиоаппаратурой очень сильно пригодится, так как достать приличные усилители, микшерные пульты и колонки было делом непростым, и постоянно приходилось что-то паять и собирать чуть ли не с нуля.
Ну а я был старостой группы Р-218. Мы с Вадимом оказались единственными из поступающих на первый курс, кто успел отслужить, так что меня назначили «командиром» группы, а его «политруком» целого курса. Мол, приглядывайте за мелюзгой, и чтобы в группе царил идеальный порядок.
Наша с Верховских комната располагалась на 3 этаже 11-го корпуса, построенного восемь лет назад студенческим отрядом радиофака. Командиром отряда был Борис Путинцев, ставший впоследствии одним из создателей телецентра УПИ, начавшим вещание три года назад. А комиссаром отряда был Ардалион Мальцев. Сейчас Ардалион Павлович является преподавателем кафедры ТОР, то есть Теоретических Основ Радиотехники, где и нам преподаёт эту дисциплину.
– Не, нормально всё, – улыбнулся я через силу. – Щас заправимся – и на демонстрацию.
Взял в одну руку вилку, в другую кусок хлеба. «Бородинский», машинально отметил я, откусывая, тот самый вкус, который так и не удалось воспроизвести хлебопёкам будущего. А может, это мне просто казалось, что в моей юности хлеб был другим, как обычно спустя годы кажется, что в прошлом и трава была зеленее, и деревья выше, и девушки красивее…
Вадим всё же ждал меня, не спеша приступать к трапезе, и начал одновременно со мной. В сковороде я насчитал восемь обрамлённых поджаренными белками желтков, посыпанных зелёным луком и укропом, а также парочку лопнувших от жары, сероватого цвета сосисок. Сероватого – это хорошо, значит, продукт без красителя. Впрочем, в это время производители до такого ещё не додумались, а если бы и додумались – то быстро получили бы по шапке.
Аппетит пробудился по мере употребления яичницы, я бы, кажется, сметелил всю сковородку в одно лицо, но мы съели каждый свою половину. В пожилом возрасте таким аппетитом я похвастаться не мог. Дожёвывая последний кусочек хлеба, я думал, что посмертный бред выходит каким-то уж очень правдоподобным, как будто Господь решил подшутить и отправить сознание самоубийцы в его же прошлое, заселив в молодое тело. Может быть такое? А почему нет? Недаром старина Шекспир как-то высказался: «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам». Не исключено, что в пространственно-временном континууме произошёл какой-то сбой, и моё сознание (или душу) забросило на пятьдесят два года в прошлое. И если всё и на самом деле так, как я предполагаю…
Хм, но сразу же возникает вопрос: как долго продлится это состояние? Вдруг это промежуточная станция и через минуту моя душа полетит дальше, в условный ад? Ну или спать вечером лягу, а утром уже не проснусь? То есть проснётся тот, настоящий Евгений Покровский, не сном ни духом, что минувшие сутки был всего лишь вместилищем для его же собственной, но изрядно постаревшей души. И, скорее всего, с отсутствующими воспоминаниями о прожитом дне. И с целой ногой – уж я постараюсь сделать всё возможное, чтобы не случилось того злосчастного перелома. Может, меня с этой целью и закинули в собственное тело неведомые силы, спасти от травмы, после которой о боксе пришлось забыть? Может, мне суждено было стать олимпийским чемпионом, и что-то в истории не только моей, но и страны изменилось бы? Надеюсь, в лучшую сторону, иначе это будет провокация не Всевышнего, а каких-то тёмных сил.
А что если, согласно православной религии, моя душа на девять дней зависнет между землёй и небом? Что ж, тогда через девять дней и узнаем, а этот день постараюсь прожить в своё удовольствие, заодно избежав перелома ноги, раз уж знаю будущее наперёд. Впрочем, не исключено, что высшими силами мне отмеряно побольше. Например, тря дня. Именно на третий день, как утверждают православные каноны, человеческая душа отправляется на небеса, где может увидеть райские кущи. На девятый день душа предстает перед Богом и может узнать, что такое – ад, вечная жизнь без Господа. Если так и есть, то меня ждёт геенна огненная и вечные муки. Ещё я помнил, что на сороковой день определятся дальнейшая участь человека до Страшного Суда, душа почившего будет пребывать в раю или в аду до того момента, как Господь придёт «судить живых и мертвых», и наступит новый мир. Во время
