— Точно! Я видел! — подтвердил Мишка. — Она така… Така!..
— Кака така? — уточнил недоверчивый Серега.
— Так и не расскажешь, — ответил Венька, — смотреть надо. Похожа если танк как самолет сделать, но без крыльев. Понял?
— Не-а.
— Ну и ладно, увидишь, поймешь шо к чему. А этот Вася, который сержант, он тогда на войне погиб. С немцами. Его Аврик похоронил. И жене могилу показал! А теперь снова живой! Они диверсантов немецких на границе поймали.
— Ух ты!!!
— Немцы все перенеслись, а эти, которые у немцев самые сильные на нашей территории были, вот и остались. Их гадить закинули. Мосты взрывать. А Аврик с Васей их поймали!
— Так они же самые сильные, — удивился Йоська.
— То у немцев самые, — уточнил Венька, — а наши, по-любому сильнее будут. Аврик своего с двух ударов уложил. Он мне рассказывал.
— Покажешь как? — загорелся Серега.
— Нам так нельзя, — вздохнул Венька. — Ногой по мудям и прикладом по затылку. Против правил! И прикладов нет…
— Какие со шпионами правила? — удивился Мишка.
— Со шпионами никаких, — согласился Венька. — А нам нельзя. Холодранцы — не враги. Разве что так, для тренировки. Ну или когда в край охамеют.
Хлопцы согласно закивали.
— Серега! — подскочил Мишка. — Верка вертается! Веник, не лезь со своим глазом, сами поймаем!
Через минуту, остановленная, подхваченная и ссаженная с седла сияющая девочка присоединилась к компании.
— А у меня уже совсем получается, — заявила она. — Я и не петляю совсем. Почти. А шо никто не едет?
— Венька за брата рассказывает, — ответил Сергей, — Абрам с армии приезжал.
— Без меня?! — возмутилась Верка.
— Теперь с тобой.
— В отпуск?
— Не, — покачал головой виновник торжества, — они станки сопровождали. Целый завод! На «Косиора» повезли! А потом им увольнительную дали. Шобы до дома сходить. А Вася с внуком к себе до станицы еще съездить собираются. За Ростовом это!
— С каким внуком? — заинтересовалась Верка.
— Из будущего, — специально для девочки Венька еще раз пересказал подробности, — а еще сказали, шо мой внук тоже не перенесся. Эти станки он купил. И в СССР привез.
— Твой внук? — удивилась Верка. — Ты же неженатый.
— Так буду!
— Щаз! — ехидина и есть ехидина. — Ты и целоваться, небось, не умеешь.
— А ты умеешь?
— А то ж! — гордо произнесла девчонка.
— Ща проверим, — произнес Серега, протягивая руку.
Верка резво отскочила назад:
— Фиг тебе! Я Веньку поцелую. Потом. Когда у него глаз заживет!
Хлопцы дружно рассмеялись.
— А почему твой внук до Харькова не приехал? — Верка попыталась отвлечь внимание.
— Он в Москве сейчас. Его сам товарищ Сталин вызвал! Ты, говорит, Ефим Осипович, нужен Родине на другом месте!
— На каком другом? — поинтересовался Серега.
— Не знаю. Не рассказывали. Секрет это.
— Значит, сына ты Осипом назовешь? — спросил Йоська.
— Получается так.
— А если решишь иначе назвать?
— Не знаю. Сейчас всё по-другому пойдет, — Венька растеряно улыбнулся. — Я там многого не понял. Семь классов — не образование. Это Василь Сергеич сказал.
— А…
— Ну шо пристал к чоловику? — перебил Йоську Серега. — Вень, а еще он шо гутарил?
Венька задумался. То ли вспоминал, то ли думал, стоит ли говорить. Вдруг ненароком какую тайну выдашь. Наконец, сказал:
— Говорил, шо я, когда вырасту, машины делать буду. Ну, в той истории делал. Только для этого много учиться надо. Семи классов не хватит.
— Так ты шо, обратно в школу пойдешь? — спросил Йоська. — А депо?
Венька покачал головой:
— Из депо не уйду. Мама одна нас не прокормит. Пойду в вечерку. Потом в институт. Тому мне, ну из прошлой, сложнее было. Я-то точно знаю, что смог. А если раз сумел, то чего бы и второй не осилить?
— Вень, я катнусь? — для проформы спросил Мишка, поднимая велосипед. — Йоська, давай наперегонки.
— Ну тебя! С Серегой гоняйся!
— Так вел-то один, — не понял Мишка.
— Два, — твердо ответил Йоська. — Мой берите. Пусть папка порет.
Он подумал и добавил:
— А может, и не выпорет. Сам подойду, и скажу, что дал покататься! И что потом давать буду. Вень, если сломается, починить поможешь?
— А то ж, — согласился Венька. — Только в августе не ломай. Я до Москвы поеду. К внуку…
Ленинградская область, пос. Сясьстрой.
Аркадий Ильич Костицын, учитель.
Звонок в дверь. Начинаем считать. Второй. Третий. К нему.
Аркадий Ильич отложил книгу, снял очки и, тяжело поднявшись из кресла, вышел в коридор. Раз три звонка, никто из соседей дверь открыть не удосужится. Они так не со зла — когда приходят к Анастасии Ивановне, открывать выскакивает вся квартира. Старушке слишком трудно ходить. А Аркадий Ильич еще не так уж стар, хотя прихрамывает немножко, память о немецком осколке в империалистическую. Да и ощущает себя стариком только летом, когда кончаются школьные занятия. Все остальное время дети не оставляют времени на выискивание болячек…
За дверью стояли трое. В хорошо знакомой форме.
— Лейтенант милиции Перовский, — представился высокий, предъявляя удостоверение, — Аркадий Ильич Костицын?
— Коля, — удивился Аркадий Ильич, — ты что?
Не мог же Николай Перовский забыть своего учителя. Десять лет — срок небольшой. А Мурат Ильязов выпустился лет пять назад. Нет, шесть. Такой непоседливый мальчишка, но учился хорошо. А теперь в милиции… Но почему? Коля же в Ленинград уезжал, учится. Или…
— Вы за мной? — побледнел Аркадий Ильич, — я сейчас, соберусь.
— Аркадий Ильич, — ощутимо смутился Перовский, — пожалуйста, не нервничайте! Мы совершенно по другому вопросу. Консультация Ваша нужна. Просто, на службе, обязаны представляться по форме! Разрешите войти? Или так и будем на всю квартиру кричать?
Перовский неодобрительно окинул взглядом вид, открывающийся из-за плеча старого учителя. Щелястый пол, закопченный в паре мест потолок, непонятного происхождения потеки на стенах. Аркадию Ильичу вдруг стало очень стыдно.
— Конечно, конечно… Проходите… — он посторонился, пропуская гостей, и опустил защелку, — в мою комнату, если не возражаете. Коля, Мурат, вы же знаете.
Вслед за гостями прошел в свою каморку. Она, всяко чище и опрятнее общего коридора. Мало ли что, и дети, бывает, забегают, и выпускники. Хоть и лето… Сел в свое кресло. Николай и незнакомый устроились на стульях, Мурат остался стоять возле двери. Перовский бросил на подчинённого короткий взгляд. Ильязов развел руками, потом вышел из комнаты и вернулся с табуреткой.
