Дальнейшее он почти не запомнил. Словно какая-то сила прижала его к земле, не давая пошевелиться. Машины, завершив отстрел уцелевших, высадили бойцов, которые принялись аккуратно брать территорию под контроль, стаскивая трупы в большие безобразные кучи. То тут, то там глухо хлопали контрольные выстрелы. Почти сразу появился и командир отряда копов, который спокойно отдавал распоряжения. Таинственная и неуловимая фигура оказалась вблизи высокой спортивной девкой с копной вьющихся черных волос на голове… Красивая и бешеная. И на ней ни одной царапины. Снова вспомнились искры, высекаемые пулями… Как такое может быть? Этого Адмир Тачи не знал, потому что его карьера и впрямь закончилась. Но, увы, не его жизнь.
Как выяснилось позже, кроме самого Тачи, копы повязали еще двоих. Почему-то убийственного огня сумели избежать именно его помощники, знавшие очень многое. Из остальных боевиков не выжил ни один человек…
Околоземная орбита, октябрь 1961 года
Есть вещи, о которых мало кто задумывается. Например, цвета, в которых выполнена индикация всех приборов. Мало кто слышал название причудливой и пока непривычной науки, которую в Германии называли «антропотехникой», в раннем СССР «эргологией», а нынче все более популярным становился британский термин «эргономика». Пока что, эта концепция была малоизвестна широкой публике, но создатели космической техники не могли не учитывать столь важные вещи, определяющие работу системы «человек-машина».
Приятное желтовато-оранжевое свечение окружает космонавтов со всех сторон. Светятся индикаторы электросистем, датчики атмосферы, топлива и давления в баках. Светятся дублированные ряды клавиш ОВК. Подсвечены тумблеры переключения режимов ориентации и движения. И наконец, горят в полумраке кабины ряды индикаторов и клавиши БЦВК-1 и его младшего брата, БЦВК-2. И эта цветовая гамма не была результатом случайности или технических ограничений. Она была выбрана, испытана и утверждена, и уже не первый год успешно работала.
А потом, сменилось поколение космических кораблей и на смену «Востоку», ставшему «рабочей лошадкой» низких орбит, пришел межпланетный «Восход». Кто-то предложил воспользоваться случаем и сменить цветовую гамму индикации, и к вопросу подошли весьма серьезно. Были варианты сделать «красную» схему, или как у американцев, ярко-зеленую. Сделали макет кабины с альтернативными вариантами подсветки, позвали космонавтов. Их вердикт был однозначен: оставьте все как есть! Королев, как всегда, поверил своим «ореликам» и дальнейшие попытки смены цветов прекратились.
Сам же корабль в варианте «Восход» изменился довольно сильно. Конструкция спускаемого аппарата была несколько усилена, но благодаря новым материалам и методам сварки стала даже легче. Выигранный вес почти полностью «съела» новая теплозащита, рассчитанная на возвращение со второй космической скоростью. Основной резерв массы получили удалением третьего члена экипажа, и эти драгоценные килограммы ушли на дублирование систем. Два БЦВК, основной и «упрощенный» резервный, причем последний был вдвое мощнее, чем машина на первом «Востоке». Две гироплатформы, две системы связи. Две упрощенных, но совершенно независимых системы жизнеобеспечения, одна из которых «переехала» в агрегатный отсек. И благодаря новой элементной базе спускаемый аппарат по-прежнему «уложился» по массе в три тонны.
Андриян Николаев снова усмехнулся про себя. Давно ли он загадывал свое желание? Вот и старт в глубокий космос! И талисман, маленькая птичка на шнурке, отдаленно напоминающая птенца сокола, уже не в первый раз с ним летит. А с новым бортинженером и к черту на рога не страшно. Вот, вроде перепроверяет свою «шпаргалку», а нет-нет, да и мелькнет цепкий взгляд. А глаз-то хитрющий! Эх, Юрка, опоздал ты немного. Какой бы из тебя Самый Первый получился! Весь мир бы на руках носил! А у Комарова, при всех достоинствах, совсем не та… как там американы говорят? Харизма не та! А Гагарин в этом смысле совсем другой, проще, веселее, живой и неунывающий, и не найдешь ни одного человека, кто про него хоть полслова дурного скажет.
Но бесшабашность эта проявляется только вне работы. В кресле корабля его словно подменяли, более четкого и дисциплинированного бортинженера еще поискать! Но вот глаз этот хитрющий…
— Сорок секунд, — четко подтвердил Гагарин. — Платформы согласованы, отсчет идет по плану. Давление в баках «блока В» в норме. Тридцать секунд. Наддув системы двигателей малой тяги.
Бесцельно плавающий по кабине талисман вдруг словно ожил и, полностью размотав свой шнурок, неторопливо повис примерно вдоль продольной оси корабля, упруго подпрыгивая и болтаясь из стороны в сторону.
— Малая тяга, — доложил бортинженер. — Осаждение топлива в норме. Готовность к запуску «блока В».
— «Соколы», я «Заря», есть готовность к запуску, — подтвердила Земля голосом Двадцатого. — Удачи, орелики!
Очень хотелось ответить Главному, поблагодарить его, но «орелики» предпочли промолчать, впившись глазами в цифры последнего отсчета. Время поговорить еще будет, а эти последние секунды перед стартом в глубокий космос уже почти закончились…
— Есть запуск, — доложил Андриян, почувствовав легкий толчок тяги.
— Тридцать процентов, — уточнил Гагарин. — Все в норме, начинаем увеличивать тягу.
Теперь космонавтов «прижало» чуть сильнее, но это даже не перегрузка, а так, «недогрузка» какая-то… Талисман успокоился и висел на своей ниточке ровно, почти не раскачиваясь.
— Сто процентов тяги, — сообщил бортинженер. — Стабилизация устойчивая, платформы согласованы.
— «Соколы», я «Заря», наблюдаем набор скорости, — отозвалась Земля. — Машина идет хорошо, устойчиво!
Машина идет, топливо сгорает в почти невидимом голубоватом факеле, масса всей конструкции уменьшается. И при неизменной тяге это означает, что ускорение постепенно нарастает. Вот уже почти «единичка» образовалась к концу четырехминутного включения. И все равно, никакая это не перегрузка для того, кто испытал «восьмерку» при неуправляемом спуске…
— Готовность к дросселированию, — предупредил бортинженер, сверившись со своими приборами.
Действительно, в конце активного участка тяга двигателя снижалась, чтобы более точно произвести отсечку по фактическому набору скорости. Если же отсечка по какой-то причине не произойдет автоматически, космонавты остановят двигатель «вручную».
— Тяга тридцать процентов, — доложил Гагарин. — Отсечка через девять секунд… Пять… Три, два, один, отсечка! Платформы согласованы, мы на траектории.
— Молодец, Юрка, — от души ответил Николаев. — Жаль, нельзя чуть газку прибавить и догнать этих…
Об американцах они вспоминали неохотно, и даже ревниво. Шустрые янки опередили советских летчиков на целых двое суток и теперь увидят Луну вблизи, когда Николаев и Гагарин едва преодолеют половину пути. Хотя тот факт, что разминулись всего на два дня, можно считать форменным чудом, если вспомнить, как долго обе стороны готовились к полету и сколько раз все откладывалось. Первоначальные, оптимистические планы американцев предполагали старт в марте или в самом начале апреля. Узнав об этом, советское руководство впало в легкую истерику, потребовав ни в коем случае не отстать. Королев, неплохо зная состояние дел за океаном, успокоил всех и авторитетно заявил, что никто никуда не полетит ни в апреле, ни в мае, ни даже в июне с июлем, и это как минимум! А какие еще «бобики» вылезут, никто и предположить не мог.
Сергей Павлович оказался прав, «бобики» полезли целыми стаями. У заокеанских инженеров главная проблема была с кораблем, а у советских с ракетой, а что самое неприятное, с разгонным блоком. Совершенно новый «водородник» поначалу решительно отказывался запускаться в невесомости. Первая беспилотная машина никуда не полетела и так и осталась на низкой орбите. К счастью, корабль был не настоящий, а всего лишь весовой макет. Вторая запустилась только с третьего раза, но все равно недобрала скорость, и вместо облета Луны получилось «прямое попадание». Взяли тайм-аут и полностью перепроектировали СОСТ (средства обеспечения сплошности топлива — прим. авт.) на перспективном принципе, использующем капиллярный перепад давлений на границах сред. И в первом же полете обновленный «блок В» отработал на все сто, обеспечив первый в истории благополучный облет Луны. Правда, улитки, черепахи и прочая мелочь вряд ли оценили торжество момента, да к тому же едва не сгорели при возвращении, но теплозащита выдержала и парашюты раскрылись.
За океаном были другие проблемы. Ракета и разгонник работали как часы, не считая самого первого суборбитального пуска с «болванкой». А вот корабль упорно не желал лететь куда следует и как следует, хоть околоземные тесты прошли вполне успешно. Новая навигационная система отчаянно «глючила» и терялась в пространстве. Никак не удавалось наладить температурный режим агрегатного отсека, отчего то в одном, то в другом баке или баллоне постоянно скакало давление и только предохранительные клапана спасали от взрыва. Армированная новейшим материалом, углепластиком, конструкция не выдержала первого входа в атмосферу с высокого эллипса, угробив корабль и шимпанзе Хэма, которого в прессе оплакивали почти как человека. Ошибку быстро отыскали и исправили, но еще три месяца было потеряно.
