Что у царя в приемной наливают? Оказалось что-то ядреное, крепкое, запаха почти нет, но вот так с ходу не разберёшь, чем его царь собрался угощать.
– Аквавит, национальный датский крепкий напиток, – сказал государь, видя что Александр Дмитриевич тщетно силится распознать напиток. – Чистый аквавит не имеет запаха.
Понятно.
Пристрастия к забугорному самогону передалось от матушки Государя, которая была тесно связана с Данией. Конечно, Протопопов предпочёл бы любому тамошнему самогону нашу русскую водку, она более понятная что ли и предсказуемая, но раз у Государя такие пристрастия – пожалуйста. Угостимся.
– За Россию! – предложил Александр Дмитриевич, желая скорее перейти к делу.
Выпили.
Закусывать было нечем.
Аквавит имел вкус и аромат тминного семени и вообще чем-то напоминал обыкновенный картофельный самогон. Шёл мягенько, правда по разумению министра, тминный привкус смазывал общее впечатление. После оставалось послевкусие.
Протопопов поставил пустую рюмку на стол и отодвинул, полагая, что «дегустация» закончена. Но Николай кивком показал, чтобы Александр Дмитриевич наливал ещё. Сам, затягиваясь и выпуская дым, царь продолжал сверлить Протопопова глазами, сканируя как будто. Снова что ли заинтересовался…
Протопопов еще раз налил по пятьдесят каждому.
Выпили по второму кругу, на этот раз без тоста, молча.
Протопопов почувствовал, как ему становится хорошо и уходит напряжение. Этот аквавит был не просто похож на самогонку, он ей по пути являлся. Крепкий такой зараза, забористый и по мозгам бьет сильнее любой водяры, что будь здоров. Уже вон в голове птички запели.
Александр Дмитриевич заерзал по стулу, чувствуя как по телу рассекается тепло.
Судя по всему, хорошо стало и Николаю. Он расстегнул пуговицы на рукавах и закатил их по локоть. Оперся о стол. Можно было предположить, что Государь не хочет вытирать рукавами столешницу, но на той не было и пылинки. Чистота идеальная. Скорее Государь хотел показать собеседнику свою татуировку дракона, сделанную на правой руке, на предплечье.
Японский дракон.
– Дракон вышел на славу, и рука совсем не болела, – сказал Николай, улыбнувшись кончиками губ, и как будто бы его рука сама по себе потянулась к шраму на голове.
– Почему дракон?
– Я родился в год дракона.
Было видно, что хоть царь и гордится своей татуировкой, говорить на эту тему он не расположен. Возможно, чтобы закруглить разговор, Николай плавным кивком попросил повторить. Протопопов сглотнул – третья рюмка подряд за последние минуты.
Лихо государь алкоголем загружается.
Однако – сказано повторить, значит повторим. Не отказываемся.
Разлил ещё по одной.
Прежде чем выпить, Александр Дмитриевич подвинул к Николаю доклад, намекая на то, что не прочь начать своё донесение, как бы между прочим. Не то чтобы ему неприятно пить с Государем и общаться на отвлеченные темы, но выпить и поговорить по душам они смогут тогда, когда на это будут располагать обстоятельства. А сейчас как то не до разговоров, оттого и самогонка забугорная не в радость и впечатления в целом не те.
Но царь снова не шелохнулся и не посмотрел на доклад. Однако тему начал другую:
– Был у меня сегодня князь Голицын за пару часов до вас. До него на днях ещё люди были из кабинета министров и не только, разные. Всю неделю принимал. И вот, казалось бы, мы разговаривали с министрами на разные совершенно темы, а в конечном итоге сводилось все к одной. Как думаете о чем шёл толк? Любопытно ваше мнение.
– О чем же? – Протопопов не стал гадать, не принимая эту игру.
– Все как один, они твердят, что мой министр внутренних дел Протопопов будто бы сошёл с ума, представляете?
– И что же вы им отвечаете?
– Говорю, что, стало быть, Александр Дмитриевич сошёл с ума после того, как я его министром поставил? Раньше ведь нормальный был, – пожал плечами Государь. – А они – нет, теперь Протопопов сошёл с ума по настоящему и взаправду.
Николай откинулся на спинку стула, положил нога на ногу и спросил.
– Не знаете, почему остальные министры выражают вам недоверие и отчего у меня по несколько раз на дню просят отправить вас в отставку незамедлительно?
Теперь уже Протопопов первым махнул стопку с самогонкой.
– Знаю.
Николай кивнул, выпил и перевернул рюмку верх дном, показывая, что на сегодня – достаточно. Протопопов почувствовал некоторое облегчение, потому как его нынешнему телу явно хватит алкоголя.
– В таком случае полюбопытствую, в чем дело? – спросил Николай.
– Полагаю есть возмущение в том, что я обосновал созыв Думы раньше срока.
– Где это произошло? Ваше это обоснование?
– На выступлении в совете министров, после официальной части, когда мы высказывали друг другу частные инициативы.
– Не для протокола?
– Нет.
– И когда вы считаете нужным начать сессию после перерыва?
– Сегодня же дума должна была быть собрана, – Протопопов подался чуть вперед и повторил. – Сегодня же.
Взгляд Николая после этих слов сделался ещё более грустным и одновременно более жутким. Теперь Протопопов понял, почему так сложно выдержать этот взгляд. В нем будто бы собралась и зрела вся боль русского народа, готовая в любой момент выплеснуться наружу.
Александр Дмитриевич, заходя в кабинет предполагал, что Государю доподлинно известны даты и формулировки, которые министр внутренних дел выдвигал на совете, в том числе на не запротоколированной части с частными инициативами. А своими расспросами Николай лишь преследовал цель услышать обо всем собственными ушами от первоисточника. Хотел, так сказать, сопоставить. Поэтому Протопопов был уверен, что Государь прекрасно осведомлён о его намерении открыть грядущую думскую сессию уже сегодня, до того как инициатива была озвучена Государю. Но по той или иной причине Николай откладывал встречу и не выдавал никаких решений касаемо думской сессии… мысль Александра Дмитриевича вдруг оборвала страшная догадка.
Что если Всемилостивейший Государь до сегодняшнего дня ничего не знал и находился в неведении?!
Ни сном, ни духом?
Не знал, предположим, до самой встречи с премьером Голицыным?
Ведь то заседание совета министров, вернее та его часть, что проходила неформально, никак не протоколировалась. И значит не
