лёг.
Нужно было заняться раной, но сил не оставалось никаких. Последние ушли на рывок и удар. Ничего, подумал я. Затянется. Кровь я остановил. Почти. А дальше организм сам справится. Теперь же я хочу спать. Устал что-то за сегодня. Трудный был денёк…
— Серёжа-а-а! — услышал я слабый крик Кристины, донёсшийся до меня словно из-под воды. — Серёжка-а-а…!
Всё, пока, до скорой встречи, женщина спешит на помощь. Можно отрубаться.
Пробуждение было лёгким. Просто открыл глаза и сразу увидел дневной свет, падающий из окна справа; цветок гортензии в горшке на подоконнике; чисто белёный потолок со стеклянным полушарием светильника; белую дверь напротив.
Ага, Кремлёвская больничка, судя по интерьеру. Бывал здесь, бывал.
Прислушался к себе — ничего не болит. Откинул одеяло, обнаружил на себе трусы (уже хорошо), пощупал грудь. Перемотана бинтами. Снял бинты, бросил кучей на стоящую рядом тумбочку. Под бинтами, как и ожидалось, было всё чисто.
На всякий случай глубоко подышал. Потом вошёл в орно, тщательно осмотрел себя внутренним взором.
Нормально.
Вышел из орно; спустил ноги с кровати; нащупал тапочки; поднялся.
Присел — встал.
Нормально.
Наклонился, не сгибая коленей, коснулся ладонями паркетного пола.
Нормально.
Прошёлся по палате слайт-ходьбой, нанося удары воображаемому противнику и уклоняясь от встречных — таких же воображаемых.
Хорошо!
Встал на мостик, выпрямился. Сел на шпагат. Упёрся пальцами в пол, вытянул ноги «уголком», согнул колени, перешёл в стойку на руках.
Дверь отворилась. Вошли Петров, Боширов и незнакомый мне мужчина солидного вида. Все в белых халатах. В перевёрнутом виде они выглядели забавно.
— Я же говорил, — радостно провозгласил Петров. — Огурчик!
— Привет! — поздоровался я и встал на ноги.
— Это ещё что за цирк, больной! — возмутился солидный. — Вам с вашим ранением показан строгий постельный режим. Марш в койку немедленно!
— Жрать охота, — сказал я. Настроение у меня было бодрое и даже где-то озорное. — У вас здесь кормят, товарищ доктор, или держат пациентов на голодном пайке? Что до цирка, то мне можно, я в нём работал.
Я посмотрел на Петрова с Бошировым. Товарищ майор и товарищ капитан одновременно подмигнули улыбнулись. Нет, они точно Арлекин и Пьеро. В цирк, всем в цирк.
Лицо незнакомого доктора пошло красными пятнами.
— Хорошо, — сказал я. — Готов на быстрый рентген и короткий осмотр. После этого вы убеждаетесь, что я абсолютно здоров и отпускаете восвояси, выдав мою одежду.
— Ваша одежда порвана и в крови, — сказал доктор. — Ещё и грязная. Вы в ней на московском асфальте лежали. В марте месяце.
— Совсем забыл, — сказал я.
— Что здесь за сборище? — послышался родной и знакомый голос. — Ну-ка, пропустите меня!
Петров с Бошировым посторонились. В палату вошла мама с моей сумкой.
— Здравствуй, сынок, — поздоровалась она, целуя меня в щёку. — Ты как? Вижу, всё уже хорошо. Я тут тебе чистую одежду принесла.
— Спасибо, мам, — я поцеловал её в ответ.
— Мы бы тоже могли принести, — заявил Петров.
— Но решили сначала убедиться, что всё в порядке, — добавил Боширов.
— Не сомневаюсь, — сказал я.
— Всё-таки я ничего не понимаю, — с жалобными нотками в голосе произнёс доктор. — Кто-нибудь может мне объяснить, что здесь происходит?
— Не волнуйтесь, доктор, — сказал я, надевая новые чистые джинсы, которые достал из сумки. — Если в чём-то сомневаетесь, обратитесь к министру здравоохранения Трофимову Владимиру Васильевичу. Или к Чазову Евгению Ивановичу. Они подтвердят мои… как бы это сказать… полномочия и компетенции. Но вкратце, так и быть, сообщу. Я — здоров. Абсолютно. Но и огнестрельное ранение было, в этом даже не сомневайтесь. Просто мне — «а»: повезло, что пуля не задела сердце и рёбра и лопатку. И — «б»: на мне всё заживает, гораздо быстрее, чем на собаке, — я продолжал одеваться. — Если совсем сомневаетесь, можете позвонить товарищу подполковнику Алиеву Ильдару Хамзатовичу, начальнику военного госпиталя города Кушка. Он вам расскажет, после каких травм и как скоро я поднялся на ноги.
— Кушка? — совсем растерялся доктор.
— Самая южная точка Советского Союза, — сообщил я.
Мы покинули гостеприимные стены больницы через полчаса. Моё предложение поесть в ближайшем кафе мама решительно отвергла, и Василий Иванович, чья машина ждала на больничной стоянке, повез нас домой. Нас — это нас с мамой. Петров с Бошировым от домашнего обеда решительно отказались.
— Совершенно нет времени, — прижал руку к сердцу Петров. — Честно, Надежда Викторовна.
— Разве может человек в здравом уме добровольно отказаться от вашего обеда? — добавил Боширов. — Но — служба.
— Льстецы, — сказала мама. — Знаю я вас. Ладно, нам больше достанется.
До дома доехали молча. Когда вышли из машины, и я отпустил Василия Ивановича, мама сказала:
— Видела я твою Кристину.
— Вот как, — сказал я. — Где?
— Это она милицию и «скорую» вызвала. А потом вместе с тобой в больницу поехала и сидела там, пока я не пришла. Она мне и позвонила, кстати. В общем, молодец девочка. Надёжная.
— Одобряешь? — спросил я.
— Не против, так скажу. А там сам решай. Большой уже мальчик, как ни странно мне это признавать.
С Кристиной мы помирились. Для начала я попытался её убедить, что всё дело в неверной формулировке. Надо было сказать, что я снял квартиру для себя. Тем более — это чистая правда. Своя квартира с телефоном мне действительно может понадобиться не только для романтических встреч.
— Дурак ты, — заявила Кристина. — Ты просто должен был со мной посоветоваться. Вот и всё.
— Э… почему? Я думал, девушкам нравятся приятные сюрпризы.
— Нравятся, — подтвердила Кристина. —
