ухитрился выделиться.
— А почему чай холодный? — возмутился он, забирая поднос со стаканами. Еще лицо такое сделал, пренебрежительно-недовольное.
– Если чай холодный, то выйди и пей его на улице — он будет горячее, — слегка раздражённо буркнул Дятлов.
Студенты захихикали, Кривонищенко надулся, но промолчал. В очередной раз подумал: что-то не так всё-таки с Игорем. Нет, чисто внешне вроде всё нормально. Такой же энергичный, деловой и добрый. Но здесь, в Вижае, наш руководитель отчего-то нервничал. Пожалуй, никто этого особо не заметил, кроме меня. Я вот внимание обратил, а товарищи проглядели, что опять же вызывает кучу вопросов насчет единения в группе.
Напряг у Дятлова начался ещё со вчерашнего дня. С того момента, как он ушёл договариваться по транспорту. Уж не знаю, к кому надо было идти на поклон, но вернулся Игорь не сильно радостный. И утром его настроение не изменило. А ещё я стал свидетелем интересного разговора между Дятловым и Слободиным. Вышло это совершенно случайно.
После завтрака Игорь велел отправляться всем в гостиницу и ждать его с машиной. Но сам буквально на пару минут успел уединиться с Рустэмом. Возможно, я бы этот момент упустил. Уж за Дятловым следить мне в голову не приходило, тут Золотарёв в приоритете. Просто пока остальные студенты весёлыми козлятами поскакали в сторону гостиницы, решил покурить в тишине. Слишком шумные эти граждане, иной раз пяти минут в тишине побыть невозможно.
Я вытащил пачку, с тоской посмотрел на несчастные две сигареты, которые там остались. Хреново… Потом закурил и отошёл в сторонку, дабы никому глаза не мозолить. Однако едва завернул за угол столовой, чуть не налетел на Дятлова с Рустэмом. В последнюю секунду успел остановиться и сдать назад.
Почему не подошёл к парням? Да потому что у них были такие лица, будто они говорят о чём-то секретном. А всё секретное имеет для меня большую ценность. Поэтому я резко дёрнулся назад, за угол. Но сделал это настолько тихо, что сам поразился. Молодец, Замирякин. Реально в отличной спортивной форме себя держит. Или держал… Теперь уж и не знаю, какой глагол правильно использовать в данном случае.
— Игорь, от Вижая до второго северного, в общей сложности получится пятьдесят пять километров. Их мы проедем на машине. Зачем? С самого начала ты ведь планировал идти с этой точки на лыжах. Ладно, вчера уже поздно было. Если бы мы вышли, то и к ночи, наверное, не добрались бы. У Блинова маршрут другой, ему можно. Но у нас при таком раскладе маршрут получится в 245 километров. Это «двойка», но никак не «тройка». Ты сам это понимаешь.
— Понимаю, — Дятлова я теперь не видел из-за угла, но его голос, мне кажется, стал ещё более напряжённым. — Товарищ Хакимов упёрся. Говорит, не имеет права позволить идти нам своим ходом. Мол, глупость это. Он и машину предоставил, кстати.
— Хакимов… — Рустик на пару минут замолчал, пытаясь сообразить, что за хрен этот Хакимов и какая ему вообще разница до группы Дятлова.
У меня, кстати, вопрос тот же. Такую фамилию я вообще не помню. Даже не уверен, кстати, что её дядька упоминал. С другой стороны, дядька в Вижае и не был, может, поэтому не знал.
— Слушай, я не понимаю, в чём дело, но оно точно есть, — Игорь буквально выплюнул эту фразу нервно, с негативом. — Главное, Блинова он отправил вчера, а нам только сегодня транспорт даёт. И ещё… В маршрутной книжке он поставил печать комендатуры. Зачем, не понимаю. Я уже был на почте. Там отметился. Заодно отправил телеграммы в турсекцию УПИ, в городской комитет физкультуры и спорта. У меня вообще такое чувство, будто…
Игорь замолчал. Примерно с минуту стояла тишина. Я застыл изваянием, даже дышать перестал, боясь пропустить хоть слово. Рустэм, видимо, зная хорошо товарища, его не торопил, ждал, пока тот соберётся с мыслями и выскажется.
— Ладно. Ерунда это. Нервничаю просто почему-то. Слушай… Ну, зачётные у нас триста километров. Мы кусок маршрута изменим. Пойдём вдоль Лозьвы. Река тут такая, помнишь? Давай, топай к остальным. Я сбегаю за машиной.
Не дожидаясь, пока Слободин выйдет из-за столовой, я тремя прыжками оказался возле крыльца здания. Там и замер, с умным видом уставившись вдаль. Мол, вот — курю, никого не трогаю, ничего не слышал.
— Эй, Замирякин! — окликнул меня Рустик, едва только появился из-за угла. — Ты чего прохлаждаешься? Сказали же, идти собираться.
Я помахал рукой, демонстрируя почти истлевшую сигарету, выбросил бычок и с невинным видом пошёл следом за Рустэмом. В итоге на момент нашего с ним появления в гостинице, оказалось, что вещи уже собраны, а девочки даже навели порядок в комнате.
Мы немного потрындели о том, о сём. Студенты снова принялись обсуждать вчерашний фильм, «Золотую симфонию». Из трёх просмотренных этот ребят особенно впечатлил. По их разговору я понял, что Игорь после фильма даже петь пытался киношную песенку «О, Джеки, Джом» и танцевать. Вот что с человеком искусство делает. Так, в разговорах, мы и ждали начальство.
Дятлов появился не так скоро. Время близилось к обеду, когда за окном раздалось тарахтение, а через минуту в коридоре раздался его голос:
— На выход! Живее!
Не успели ответить, а сам руководитель группы появился в комнате.
— Всё, машина подана. Собираемся! Нас подбросят на сорок первый участок, а оттуда уже своим ходом. Поторапливайтесь!
Народ засуетился, похватал рюкзаки, вещевые мешки и гуськом двинул к выходу. Я не торопился. Дождался, когда из комнаты выйдут почти все, и пошёл сам, следом за Золотаревым. Манечка у меня насчёт Семёна. Даже в подобной, казалось бы, незначительной ситуации, не хочу скользкого типа у себя за спиной оставлять.
Короче, из Вижая мы с горем пополам выехали во втором часу дня. Студенты мои этому факту весьма радовались, а вот лично мне хотелось биться головой о ближайшую стену. Причиной был тот самый транспорт. Зима, холодно, а у нас грузовик открытый! Я-то думал, поедем под брезентовой крышей, хоть какая-то защита от погоды. Ага. Щас. Ну трындец! Ехать наверху шестьдесят третьего газона, это, скажу я вам, тот ещё аттракцион невиданной храбрости. Замёрзнем, как цуцики, пока доберёмся к номерному участку.
Я перелез поближе к кабине, чтобы не так трясло, привалился спиной к борту и прикрыл глаза. Студенты, вот ведь неугомонное племя, наплевав на мороз, снова всю дорогу трындели о вечном: о любви, о дружбе, не обошли
