борьбе между ужасом и паникой. Первый побеждал с большим преимуществом.
– Ну зачем сразу царём? – возразил Аракчеев. – Монголия, как известно, пока не входит в число российских губерний, поэтому можно записать с понижением в чине. Простите, в титуле. До княжеского, например.
А что, неплохо придумано. Причём на фоне прошлых моих указов новый явится образцом благоразумия и продуманности. Объявим Белякова наследником Темучина, завещавшего прямому потомку золотые месторождения Южного Урала и Сибири, без разделения оных на Западную и Восточную. А завещание… а завещание пусть Ростопчин придумывает, у него голова большая.
– Фёдорыч!
– Да, Ваше Императорское Величество?
– Поздравляю князем! Цимлянского сюда!
Купец не успел ничего сказать в ответ – только встал с лавки, как оконное стекло осыпалось со звоном, и влетевшая с улицы пуля ударила его в грудь. Грохот выстрела, почти полностью заглушённый визгом испуганной императрицы, не сразу воспринялся мозгом. Второй подарок сбил с подоконника цветочный горшок, разбросав по комнате землю и ошмётки безвинно загубленного помидорного куста. И с опозданием до меня дошла суть происходящего: нас убивают. Не конкретно императора Павла Петровича Романова, а вообще всех, потому что сквозь мутноватое стекло вряд ли разглядишь, кто попался на мушку.
– Слезай! – Я безуспешно пытаюсь спихнуть Аракчеева, прикрывшего мою августейшую особу собственным телом. Похвально, но граф чуть не вдвое выше ростом и значительно тяжелее, так что попытки выбраться тщетны, а он ещё и сопротивляется.
– Сейчас помогу, государь! – послышался странно знакомый голос, который уже не надеялся более услышать, и военного министра потащило в сторону. – Алексей Андреевич, отпусти Его Величество!
– Фёдорыч? Живой?
– Божьей милостью, государь. – Беляков одной рукой тянул за ногу Аракчеева, а другой, болезненно морщась, потирал грудь. – Не попустила Пресвятая Богородица.
Рванул ворот испорченной рубахи и показал литой медный крест – тяжёлый, толщиной в палец и величиной чуть не в ладонь, вмятый точно посредине сильным ударом. Громко стукнув, упала на пол сплющенная пуля.
Пуля? Бли-и-ин… Она же из кулибинской винтовки!
На улице началась заполошная стрельба, перемежаемая криками егерей. Их пятеро осталось, остальные отправились на Керженец под командованием капитана Ермолова. Пятеро, а шуму как от целого полка.
Осторожно приподнимаюсь и выглядываю поверх подоконника. Моя охрана лупит куда-то в сторону Волги не хуже пулемётов, выдавая из штуцеров рекордные четыре выстрела в минуту.
– Уходят, твари! Лови!
Не поймали. Злоумышленники сидели в соседском огороде, расположенном напротив дома Белякова, и после покушения сразу же отступили к реке, где ждала лодка. Небольшой заминки егерей оказалось достаточно, чтобы отойти на безопасное расстояние, а в лесах на другом берегу можно не бояться преследования, там тумены Батыя во времена оны бесследно исчезали. Ушли, сволочи.
Императрица успокоилась (или сделала вид) и теперь скрывалась в комнате, занимаемой Николаем. Стесняется проявленной трусости? Напрасно! Пуля, она ведь не мышь и не лягушка, её бояться не зазорно. В разумных пределах, конечно. Белякова унесли на руках – крест хоть и сохранил жизнь, но не смог сберечь здоровье. В запарке и азарте Александр Фёдорович чувствовал себя нормально, но едва миновала угроза, как силы оставили купца. И кровью начал харкать. Плохо, но будем надеяться на лучшее.
Я всё подбрасывал в руке сплющенный свинцовый комок, ломая голову в попытке разрешить загадку: откуда? Как у злоумышленников могла оказаться кулибинская винтовка, если их делают столь малыми количествами, что уйти на сторону просто не могут? Подозревать в предательстве самого Ивана Петровича глупо: мало того что не склонен к оному, так и сам прибьёт любого предложившего. Слишком увлечён работой и изобретениями, а я – единственный, кто может помочь претворить химерические прожекты в жизнь. Нет, Кулибин отпадает. Тогда кто?
Новое оружие есть у Красной гвардии, не так давно образованной из остатков первого штрафного батальона. Они? Бред, в живых там остались самые молодые из бывших заговорщиков, не обременённые деньгами и поместьями, и нынешнее изменение положения пошло им только на пользу. Вместо непостоянных, зависящих от урожая поступлений от деревенек с тремя десятками душ получать стабильное жалованье… И семьи, вдруг ставшие из захудалых дворян с сомнительным будущим, семьями прославленных героев. Дорогого стоит. Но даже если и остались среди красногвардейцев недовольные, то недрёманное око отца Николая никуда не делось. И Тучков не даст времени на обзаведение дурными мыслями.
Бенкендорф с его дивизией? Ещё смешнее. Уж кто-кто, но не Александр Христофорович, рассчитывающий к тридцати годам стать генерал-лейтенантом. Буду жив – станет. И он сие прекрасно понимает.
Аракчеев молчит. Лишь звенит графин о край стакана – военный министр не может сдержать лёгкую дрожь в руках, разливая коньяк. Это не трусость его, это уходит напряжение, тут же заменяемое ещё большим. Алексей Андреевич осознаёт, что в случае моей смерти ему не простят ничего. Ни арестов, ни резкого карьерного возвышения, ни близости к императорской особе и поддержки всех начинаний.
Чёрт побери, неужели всё держится на тонкой ниточке, оборви которую, и… Или не будет этого самого «и»? Что успел сделать хорошего за прошедшие со времени неудачного покушения месяцы? Ни-чего! Нечему пока рушиться. Бесформенная масса зависла на краю пропасти, и вроде далеко, и вроде и не край вовсе… я лишь упёрся плечом, не давая катиться. Хотят помешать сделать шаг вперёд, отодвигая страну от зияющей бездны? Хрен! Всем! Назло, наперекор… Жилы порву, а выдержу! Дурак? Пусть так, зато упрямый дурак, и упрямства занимать не буду, своего выше головы.
– Пиши указ, граф!
Бум-с! Направившегося за пером и чернильницей Аракчеева сбило с ног распахнувшейся дверью. Возникший в проёме гвардеец стянул похожую на богатырский шлем шапку и судорожным движением размазал по лицу смешанную с потом серую пыль:
– Беда, государь! Англичане со шведами в Петербурге!
Документ 15
Докладной регистр Курмышскаго городническия правления на июнь 1801 г.
О слушании дела «Курмышскаго чорта»
Материя бумаги: № 71. Маия. 20. Запрос дворовой девке, Настасьи Сергеевой, коим показала, что в доме вдовы Прасковьи Федоровой Раздьяконовой, в течение сего месяца дней с шесть со двора в стену и в самой избе неизвестно от кого стук и бросание камнями происходило, и 14-го числа маия вечером, вовремя бытности в доме Раздьяконовой, каким образом упал с потолка кирпич, не видала, но от стука онаго, лежавши на полатях, проснулась, и видала харю с пятаком да рогами.
Резолюция: Как из онаго допроса видно, что дворовая девка Сергеева учинила в кинутии с полатей кирпичом, а также и в разном стуке, запирательство и сообщников в намерении причинить зло вдове Раздьяконовой никого не открывает, то к уличению отобранных от показаний посланных от меня полицейских служителей для раскрытия, каким образом происходил
