Ознакомительная версия.
– Слушай, капитан, – обратился к нему Петрушин, сдвинув отключенный «ночегляд» на каску. – Давай так, ты лезь в эту таратайку, и с движком разбирайся, а я посторожу. Только смотри не запусти его сдуру, а то всех фрицев на ноги поднимем. Добро? И вот еще что, держи фонарик. Включается вот так, видишь кнопку? Только ладонью прикрывай, он довольно яркий, издалека заметно. И в окнах особо не маячь, пригибайся.
– Добро, – забрав у капитана небольшой, не длиннее ладони, цилиндрик фонарика и закинув за спину автомат, Родченко обошел дрезину со стороны, противоположной перрону стены. Привстав на ступеньку, через распахнутую дверцу заглянул в темный салон. Похоже, никого, а то не хватает только наткнуться на дрыхнущего внутри фрица. Придерживаясь за поручень, капитан осторожно забрался внутрь, тут же пригнувшись, чтобы его нельзя было заметить через окна, и осмотрелся. По центру вагончика располагался кожух двигателя, вдоль бортов – жесткие деревянные лавки, впереди – пост машиниста. Под лавками какие-то ящики, судя по виду, с инструментами и мелкими запчастями, прямо на полу навалены костыли и рельсовые стяжки, мощный домкрат, несколько ломов и кувалд. «Ремонтники, видать, на нем раньше разъезжали, – решил капитан, осторожно пробираясь к окну. – Работали, путя чинили, чтобы, значит, поезда по расписанию ходили да люди на работу не опаздывали, а потом в фашисты подались, воевать захотели. А еще, понимаешь, рабочий класс!».
Несколько минут он изучал обстановку снаружи – перрон отсюда был виден как на ладони. Света, конечно, не хватало, да и грязное донельзя стекло мешало смотреть, но понять, что большинство немцев и на самом деле отдыхает, вполне можно. Остальные, разбившись на группы, занимались кто чем: одни, негромко переговариваясь, обсуживали оружие и набивали патронами ленты и магазины, другие перекусывали, разогревая еду на небольших химических горелках. Над перроном стоял тяжелый дух большого скопления людей: пахло давно не мытыми телами, испражнениями – судя по всему, «до ветра» фрицы ходили прямо в туннель, особо не трудясь отойти поглубже, кислым запахом сгоревшего пороха, оружейным маслом, разогреваемыми консервами.
Наконец Василий решился зажечь фонарь, направив прикрытый ладонью раструб на пульт управления дрезиной. Оказавшийся неожиданно ярким синеватый луч его испугал – уж больно сильно светит! – заставив торопливо нажать на затянутую каким-то мягким покрытием кнопку выключения. Ничего себе, а он-то считал, что трофейные фрицевские фонари с тремя светофильтрами и петелькой для закрепления на груди – лучшие! А тут вон какие, выходит, наши ученые понапридумывали!
Отогнав мелькнувшую по самому краешку сознания предательскую мысль о том, действительно ли советские ученые придумали такие замечательные фонари, светящие сильнее автомобильной фары, Родченко вновь включил свет. Спустя пару минут он понял, что сможет завести двигатель – ничего необычного, мотор практически такой же, что и на знакомых ему немецких автомобилях. Педалей, правда, маловато, всего две, вероятно, газ и тормоз, да рычага переключения скоростей нет, как и привычного рулевого колеса. Зато имелась крупная кнопка на передней панели, определенно для запуска двигателя. Короче, разобраться можно, не проблема.
– Ну что там? – раздался голос заглянувшего в боковую дверь капитана. – Разобрался, нет? Поедем – или снова пехом? А то тут товарищ полковник сильно переживает, требует доложить.
– Поедем, – уверенно заявил Родченко. – Дайте мне еще пару минут, я сейчас разберусь. Вы пока это, подбирайтесь поближе, как заведу, сразу и грузитесь. И – с ветерком.
– С ветерком – это круто, – непонятно чему ухмыльнулся Петрушин. – Зашибись просто. Ладно, братишка, разбирайся, я пока за нашими сбегаю. Только, смотри, движок, пока мы все не соберемся, не запускай. А лучше вообще не запускай, нехай командир решает, когда и как…
Берлинское метро, апрель 1945 года
Как ни странно, заметили их только тогда, когда почти все спецназовцы уже погрузились, кто в вагон, кто на платформу, установив на последней трофейный пулемет. Подполковник с майором Барсуковым «на погрузку» шли последними, причем по перрону – «мол, смотрите, камраден с прочими геноссе, никто ни от кого не прячется, все нормально. Свои мы, свои. Вон и автоматы у нас правильные, и фаустпатроны в руках. Какие еще русские, вы что?».
Как раз в этот момент Родченко запустил наконец двигатель: сделать это с первой попытки не удалось, видимо, мотовагон простоял на станции заглушенным достаточно долгое время. Услышав истеричное тарахтение, Трешников поморщился: ну, фрицы, что ж вы глушителем-то не озаботились? Сейчас всех перебудит… впрочем, какая уж теперь разница? Завелись – и то хлеб. Теперь главное, чтобы эта таратайка вообще с места сдвинулась, а то совсем уж по-идиотски получится…
Завидев двинувшегося в их сторону эсэсовца с оберштурмфюрерскими петлицами на расхристанном, перепачканном каменной пылью камуфляжном костюме, подполковник притормозил, бросив на заместителя многозначительный взгляд. Барсуков незаметно подмигнул в ответ, демонстративно отведя висящий на плече «МП-40» в сторону. Невидимая же противнику под накидкой рука в этот момент плавно опустила предохранитель «Витязя» на один щелчок, переведя пистолет-пулемет на автоматический огонь.
Следом за немецким старлеем – именно так переводилось его звание в армейский формат – шло еще двое эсэсовцев, оба со «Штурмгеверами». Впрочем, в руках оружие – в точности такой же «сороковой» – держал только сам оберштурмфюрер; у сопровождавших его солдат автоматы просто висели на плечах стволами вниз. Особой тревоги на лице эсэсовца не было – скорее, безмерная усталость и апатия. Происходящее его не особенно насторожило: гитлеровец просто не мог представить, что эти двое имеют отношение к советским штурмовым отрядам, всегда атакующим с ходу. Подыгрывая противнику и усыпляя его внимание, подполковник вытащил портсигар с настоящими немецкими сигаретами, которыми они разжились уже в этом времени, и щелкнул крышкой:
– Курите, господин оберштурмфюрер? Если да, могу угостить, еще минута у меня есть. Прошу, – и протянул немцу раскрытый портсигар. Если честно, Трешников вовсе не был абсолютно уверен в своем акценте, однако инструктор «семерки» уверял, что у него весьма недурной баварский выговор.
Немец автоматически взял сигарету. Жестом профессионального курильщика размял в пальцах и понюхал. Подполковник невозмутимо продолжил:
– Нам необходимо попасть на станцию «Кайзерхоф». Мы идем правильно? Мне сказали, что здесь мы найдем дрезину с заправленными баками, это оказалось верным. Почему вы молчите, оберштурмфюрер? Русские так вас напугали, что вы позабыли родной язык?
Ознакомительная версия.
