Поздним вечером я ужинал в императорском дворце, у Михаила. Он вкратце обрисовал мне ситуацию, подчеркнув, что, несмотря на принимаемые меры, производимого в колонии продовольствия ей хоть и немного, но не хватает. Слишком уж большой процент населения занят в промышленности и золотодобыче. На последнем я попросил остановиться подробнее и услышал, что на прошлой неделе золотой запас Австралийской империи дошел до полутора тонн. И еще как минимум тонна будет извлечена до конца года из уже разрабатываемых россыпей. Добычей занимаются в основном патагонцы под руководством ветеранов-золотоискателей из мориори, которые начинали еще на месте будущего Ильинска. Запас необработанных алмазов — двести тридцать три грамма, бриллиантов — двести девяносто карат, среди них восемь камней более чем десятикаратного веса. Два самых крупных — двадцать шесть и тридцать карат. Рубины и сапфиры за время моего отсутствия не расходовались.
— Недостающее продовольствие поставляет Гонсало? — уточнил я и, получив утвердительный ответ, предложил:
— Пусть из первой партии французов, которые уже здесь, около сотни отправляются на остров Кенгуру и готовят место для следующих переселенцев. Устроим там сельскохозяйственный район. Кстати, чего они строят на входе в Порт-Филипп, в общем понятно, действительно, маяк и форты там не помешают. А что за деятельность происходит на Дурацком острове?
— У вас, Алексей, устаревшие сведения, — улыбнулся Миша, — он уже третью неделю называется островом Свободы. Просто Ильинск растет, порт тоже, и скоро имеющаяся в нем свободная экономическая зона начнет мешать. Ну мы с отцом и решили потихоньку перенести ее на тот остров, перед этим приведя его название в соответствие с новыми реалиями.
Я кивнул. Вообще-то по Михаилу было видно, что его так и тянет чем-то похвастаться, и предложил ему не томить и рассказывать.
— Как по-вашему, сколько стволов мы нарезали для стомиллиметровых пушек? — гордо спросил он.
Я, честно говоря, вообще не ожидал, что к моему возвращению будет готов хоть один, но, раз Михаил употребил множественное число…
— Неужели два?
— Все четыре! — огорошил меня старший сын императора. — И это потому, что канавки мы не нарезали, а травили. Сделали из железного дерева цилиндр под внутренний размер ствола, врезали в него закручивающиеся полосы из графита, погрузили в раствор, пустили ток — и через полдня уже нарезанный ствол осталось только подшлифовать. Это я вспомнил, как вы мне рассказывали про травление печатных плат, вот и решил попробовать применить это для несколько иной задачи.
— Молодец, — кивнул я, — просто молодец. Ну, а теперь выкладывай, что ты собираешься свалить на меня, даже не дав толком отдохнуть после дальней дороги.
В общем, я ожидал худшего. Михаил всего лишь хотел, чтобы я взял на себя остров Кенгуру и надзор за переносом свободной экономической зоны на остров, а все остальное, включая руководство постройкой нашего первого броненосца, он был согласен оставить за собой.
Тут, конечно, некоторые могут подумать, что металлургия в Австралии достигла совершенно невиданных высот. А иначе откуда возьмется сталь для постройки огромного корабля? Но увы — наш недавно заложенный корабль только назывался броненосцем, а по сути был деревянной канонерской лодкой водоизмещением в тысячу сто тонн. Да, он будет почти весь покрыт броней, но не стальной, а из многослойной переклейки эвкалипта с железным деревом.
Михаил тем временем рассказал еще про одно новшество. Дело было в том, что нашему разросшемуся химкомбинату перестало хватать обрезков с верфи в качестве топлива, а лесов ближе трех километров от Ильинска уже не осталось. И, чтобы не увеличивать это расстояние, из досок были сделаны четыре двухметровых фигуры, слегка напоминающих параболоид. Потом их вогнутую часть зашкурили, отполировали и покрасили серебрянкой. Правда, получившиеся зеркала для телескопов или даже как обстановка комнаты смеха совершенно не годились, но сконцентрировать солнечный зайчик сантиметров пятнадцати в поперечнике они могли. И теперь химкомбинат потреблял топливо только в пасмурную погоду, которая случалась в Ильинске довольно редко, а количество работающих сократилось примерно на четверть.
Выслушав все новости, в том числе и последнюю — о том, что Илья прошел уже половину пути домой и будет в Австралии через месяц с небольшим, во втором часу ночи я отправился спать. Во всяком случае, именно так это занятие часто называется в художественной литературе. И по дороге гадал — до какой очередности договорились мои жены? Ответ оказался предсказуемым, то есть меня ждала старшая, Таня.
С утра я впрягся в работу, но начал не с административных дел, а с технических. При отъезде я обозвал большой сарай, где мы собирали первый дирижабль, или, скорее, пародию на него, "вторым авиационным заводом". Имея в виду, что первый завод — это навес, под которым были склеены оба наших самолетика, "Колибри". А Франсуа назначил директором этого самого второго завода. Однако в процессе написания приказа выяснилось, что у него, оказывается, нет фамилии. То, под чем он до этого фигурировал, всего лишь последнее прозвище, полученное уже в бродяжничестве. И тогда в знак его особых заслуг в области воздухоплавания я торжественно присвоил ему фамилию Цеппелинюк.
За время моего отсутствия молодой француз составил проект уже почти настоящего дирижабля, на четыре тысячи кубов, который перед самым отбытием утвердил император. И новоявленный Фансуа Шарлевич Цеппелинюк, подобрав четырех помощников, приступил к изготовлению бальсовых заготовок для каркаса первого воздушного лайнера.
Я внимательно рассмотрел его проект. Потом проверил расчеты на прочность — они, если вглядеться, были сделаны с некоторой избыточностью, но я счел подобное вполне допустимым. И, узнав, что бальсы у нас осталось еще достаточно, а привезенные бальсовые саженцы уже принялись на австралийской земле, велел сразу делать еще один комплект. Пусть у Вильгельма и Людовика будут совершенно одинаковые дирижабли, во избежание лишних недоразумений. Ведь я уже успел пообещать каждому из монархов, что его воздушный корабль будет не хуже, чем у оппонента, а обещания надо выполнять. Особенно когда это выгодно и самому, ибо с первого раза наверняка что-нибудь получится не так, и в третьем дирижабле, который пойдет уже нам, можно будет учесть ошибки, совершенные при изготовлении первых двух.
В качестве двигателей для предназначенных королям воздушных лайнеров имелись две изготовленных Ильей паровых турбины — правда, он смог достичь только девятнадцати сил на каждой. Между прочим, у него получилась довольно любопытная конструкция — с гидравлическими подшипниками. То есть пустотелый вал турбины сидел на оси с зазором порядка пяти миллиметров. Точнее, он висел на двух цепях редуктора от вала к винту. На оси имелась спиральная нарезка, и во время работы в зазор под давлением подавалось масло. И где-то начиная с двух тысяч оборотов вал турбины зависал на этом масляном подшипнике, более не касаясь оси. Это не только снижало трение, но и обеспечивало самоцентровку вала. Потому как у Папена, например, главная причина, по которой его изделия регулярно разваливались, заключалась именно в тряске. Но по расчетам Ильи выходило, что подобная схема может работать только на сравнительно маломощных турбинах.
