Положение осложнялось тем, что Александр Николаевич практически не имел знакомых, вхожих в ближний круг общения советских "космонавтов". Со стороны четвертого главного управления, называвшемся чаще Кремлевской больницей, что на улице Грановского, тоже ничего интересного не получить. Все на самом высоком уровне, дело Королева ведет лично Борис Васильевич Петровский, министр здравоохранения СССР, замечательный хирург с огромным стажем. Если уж при таком враче Сергей Павлович умрет – наверно, никто не смог бы ничего сделать.
Но все же червячок сомнения грыз. Не то, чтоб Королев был очень нужен космической промышленности, скорее наоборот, последнее время в его работе все больше становилось склок и недопониманий. И это было очень далеко от сферы обычных интересов Александра Николаевича. Но… Глубоко под спудом ворочалась честолюбивая мысль. Хотелось почувствовать себя демиургом, который может менять судьбы людей, контролировать все, даже саму смерть. И попробовать спасти человека – далеко не самый худший повод для этого.
Сообщение о смерти Королева 14-го января прозвучало как гром среди ясного неба. Диагноз гласил: "…Острая ишемия миокарда после четырех часовой операции по удалению саркомы (злокачественной опухоли) с экстирпацией прямой и части сигмовидной кишки…" Решение о назначении медицинской комиссии Шелепин продавил через ЦК перед самым вылетом во Вьетнам, едва ли не с трапа самолета. И то лишь потому, что яростно противившийся этому Леонид Ильич улетел в Монголию на три часа раньше.
\В реальной истории медицинская комиссия так и не была создана, более того, в официальном заключении не было указано, кто именно оперировал.\
* * *
Комиссия, как это водится, так и не смогла установить точные причины. Виноватых оказалось много, и при этом никого конкретно.
Был выявлен целый букет недоработок. К примеру, не было сделано серьезное обследование перед операцией, и саркома не была обнаружена. Из-за кажущейся простоты, не собирался врачебный консилиум. Сам Королев пожелал, чтобы обязательно оперировал министр Советского Союза, у которого голова уже была забита не слишком медицинскими делами. Да и возраст у академика солидный, 58 лет. Дрогнула рука, или стенка кишечника оказалось слишком тонкой, произошла перфорация. Анестезиологи что-то проглядели, или не оказалось под рукой нужных смесей. Возникли проблемы с введением трубки из-за короткой шеи Сергея Павловича. Автомат искусственного кровообращения заранее не был подготовлен. Не оказалось близко мощного помощника (Александр Александрович Вишневский был вызван с большим опозданием). В завершение тяжелейшей операции, не выдержало сердце.
Длинная цепь неудачных совпадений, случайностей и ошибок. Каждая в отдельности, в общем-то, объяснима, далеко не смертельна и легко поправима. Но в результате страна потеряла своего лучшего Главного Конструктора.
По коридорам ЦК медленно поползли слухи. Слишком многие слышали просьбу Шелепина на новогоднем приеме. Да еще он после возвращения из Вьетнама имел неосторожность усилить эффект, грустно намекнув, "были у нас с Сергеем Павловичем планы по совместной работе". Теперь этот разговор, обросший, как обычно, красочными подробностями, выглядел однозначным предупреждением. Которое было "кое-кем" благополучно проигнорировано. Нашлись и другие факты. Келдыш говорил, что Королев жаловался, дескать не уверен, вернется ли из больницы. Коллеги вторили ему, уж больно аккуратно закрыл Сергей Павлович все свои дела, как готовился к чему-то. Странные недомолвки и предчуствия припоминала супруга…
Министр Борис Петровский подал в отставку, и Брежнев был вынужден ее принять. Но шепотки не унимались. Кто-то вспоминал зарезанного на операционном столе Фрунзе, другие "дело врачей". Не обошлось без попыток найти в произошедшем выгоду для Леонида Ильича, который как раз курировал оборонную и ракетную отрасль.
Постепенно до Шелепина дошло, что в данной ситуации он перехитрил сам себя, и попал в двусмысленное положение. Уже нельзя удовлетвориться исчезнувшим с политического небосклона министром и публичной поркой попавшихся под руку исполнителей. Это мелко для того, кто борется за пост вождя страны. Александр Николаевич был просто вынужден нанести ответный удар по предполагаемому "кукловоду" — или потерять баллы в негласной ЦКшной табели о рангах.
Не самая лучшая перспектива, перед ключевым съездом вторгаться в сферу интересов чужой номенклатуры. К этому партаппаратчики относятся крайне щепетильно. Но других вариантов не просматривалось.
… Чистый белый лист бумаги на столе, только сверху заголовок "Программа 1985". Любимая авторучка Pelikan Tortoise Striped лежит рядом, заправлена черной "Радугой", позолоченное перышко аккуратно очищено специальной салфеточкой. Шелепин покосился на край стола, где в художественном беспорядке валялись шесть папок разнородных аналитических записок. Все, что смогли собрать в Комитете партийно-государственного контроля, КГБ, выжимка из рассылок ЦК по космической тематике за последние три года, и, конечно, записки попаданца. Даже учитывая, что он был страшно далек от ракет, обывки научно-популярной для 2010 года информации были настоящим откровением для 1966 года.
— Нет, ну совсем никакие мысли в голову никак не идут! Шелепин встал, дошел до лестницы на первый этаж.
— Настенька! — громко позвал официантку. — Принеси пожалуйста кофе в кабинет.
— Бегу, Александр Николаевич! — Немедленно отозвался голос снизу. Прислуга чутка к настроению, и в такие моменты всегда наготове исполнить любой каприз.
Никто это не сделает за тебя, напомнил Шелепин сам себе, хочешь, не хочешь – работай. Все условия созданы, смог даже вырваться в выходные на дачу, спрятаться на пару дней от бытовых забот. Но смотреть на бумаги все равно не хотелось, хоть что, только не это.
Он подошел к подмерзшему окну, смахнул ладонью легкий налет изморози. За стеклом начинался настоящий морозище, под 30 градусов. Мягкие белые сугробы, плавно переходили сначала в заваленные снегом ветки сосен, шли все выше, дальше, почти незаметно срываясь в низкое, но все равно бескрайние светло-серое небо. Зато в кабинете уют, тепло, итальянское кресло с кожаными подушками, тяжелый дубовый стол. Только камина не хватает, зря постеснялся в свое время заложить в проект ремонта требования на этот признак буржуазной роскоши. Телефоны отключены, осталась только "вертушка" для совсем экстренных случаев.
— Пожалуйста! — Девушка в белом кокошнике и фартуке проскочила в приоткрытую дверь, поставил на уголок стола поднос. — Что-то еще нужно?
