лампочки осмотрел себя, обнаружив на своём коричневом мундире пятна чужой крови, да многочисленные рваные дырки. Но в этот раз ему явно повезло или даже не повезло, а посчастливилось работать головой, а не руками. Умывшись и раздевшись, он, матерясь про себя по-русски, выключил свет и лёг спать, чувствуя, как ноют его руки и ноги, и трещит от пива голова. С тем и уснул, больше ни о чём не думая.
Наступившее утро принесло, помимо жуткого похмелья, страх разоблачения пассивного участия во вчерашней битве. А ещё мелькнула мысль, не потерял ли он деньги. Шириновский вскочил и, схватив лежащую на табурете форму, стал её лихорадочно щупать и, только найдя заныканные вчера десять марок, расплылся в довольной улыбке.
Всё-таки он смог удержаться и не потратить их, и даже не потерял. Нет, не забыл он ещё навыки советской экономии. Помнится, когда он был в Турции, приходилось экономить валюту. А ещё продавать водку и икру в рестораны или на рынок, а взамен покупать всякие костюмы фирмы «Адидас» и толкать их фарцовщикам. Кто носит фирму «Адидас», тот настоящий, гм, молодец.
Может быть, стоит податься в Турцию или во Францию? Он ведь прекрасно знает французский, а в Турции вообще жил и прекрасно ориентируется в местном менталитете, да и турецкий знает на уровне носителя. Пожалуй, надо будет задуматься об этом. Почему бы и нет? Деньжонок ещё надо подумать, как заработать. Во Франции, кстати, фашисты есть или нет? Кажется, были, хоть и по-другому назывались. Ну да фашисты, они и в Африке фашисты, об этом в его мире талдычат все кому не лень. Но всё равно, во Франции намного проще жить будет, чем в Германии. Ладно, это всё потом.
Опять стала болеть башка, ммм… Всё же пива они вчера выпили много, но пиво отменное, тут душой кривить нельзя, настоящее баварское, а не суррогат порошковый. Эх, посидели так посидели, еле ноги унесли. В суматохе он потерял из виду и Шольца, и Губерта. Что с ними, интересно? Живы ли вообще? Да уж… А уже пора тащиться на работу или службу, хрен тут разберёт, что это, но не хотелось идти вообще никуда. Шириновский вздохнул, выглянул в окно, заприметив двух фройляйн. Одна, по канону, была маленькой и толстой, другая худой и высокой. Объединяло их только одно — обе оказались страшными.
С трудом заставив себя умыться, он поплескался у рукомойника, что стоял в его комнате, благо воду залил в него ещё с вечера. Умывшись, глянул на себя в зеркало и провёл рукой по отросшей густой щетине. Надо бы побриться, в больнице его брили, а сейчас щетина уже грозила перерасти в полноценную бороду, скрывая все огрехи лица.
Он снова провёл рукой по волосам на лице. Время до построения у него ещё было, да можно и опоздать сегодня. Всё равно в среде штурмовиков царили разброд и шатание, и многие постоянно опаздывали, хоть вроде бы и дисциплина.
Взгляд упал на коробочку, в которой лежала опасная бритва. Раскрыв коробку, достал бритву. Она оказалась фирмы Золинген и сильно бывалой, что заметно было по чуть сточенному лезвию. Всё остальное тоже имелось: помазок, стаканчик для пены, собственно мыло для бритья, кожаный ремень для заточки бритвы. Не имелось только навыков. Бритву нужно держать правильным образом и под правильным углом, и уметь бриться. Рука навык бритья помнила, но вот мозг, захваченный чужим сознанием, отказывался это признавать.
Попытавшись пару раз и располосовав себе пол-лица, Шириновский плюнул и сложил её обратно, видно, придётся идти бриться в парикмахерскую. Действительно, бритва скорее резала кожу, чем сбривала волосы, та ещё морока… И как люди умудряются бриться этой хренью⁈ Проще уж саблей бриться, чем опасной бритвой! Пока возился, пока мылся и завтракал, пора уже и выходить. Натянув на себя измятую и где-то даже рваную форму, оглядел себя, вздохнул и с изрезанным бритвой лицом, пошёл на службу.
Добрался он без проблем и теперь включился в общие события. Их база штурмовиков уже кипела новостями, и хоть Шириновский опоздал на целых двадцать минут, на это никто не обратил внимания. Все разговоры шли только о вчерашней драке с коммунистами.
Штурмовики стояли группами или по двое-трое и взахлёб пересказывали друг другу подробности. Появление Шириновского тоже не осталось незамеченным.
— Эй, Август, а ты вчера был в пивном саду?
— Конечно, был. Мы там бухали с Губертом и Шольцем.
— Ага. Ясненько, пили вместе, а результат для всех получился разный. Ты вон исцарапан весь, да форма подрана, Шольца вообще замели в полицию, ну, а Губерту досталось больше всех. Он сейчас лежит в больнице, руку ему сломали, а ты цел?
— Да, вроде цел. Форму порвали, да несколько ссадин, но голова цела, так что отделался легко.
— Повезло, или беречь себя стал?
— И то, и другое. Я табуретом отбивался.
Тут Шириновский внезапно вспомнил старый советский мультфильм про попугая Кешу с его манерой подавать информацию и, что называется, с места в карьер стал рассказывать, как они попались на драку, причём рассказывать взахлёб:
— А мы, это… идём поссать, значит, а коммуняки сидят развалясь, тёлок за сиськи держат, а Франц возьми им и фак покажи! Они все такие всполошились, ты чо, типо, гонишь, говно коричневое, а мы их на хер послали и пошли себе спокойно в туалет ссать, а они зассали за нами идти, а выходим — они уже ждут. А нас двое всего, а их десять, и у всех в руках кастеты. А Франц вынимает из-за пояса вот таке-енный кинжал и под нос главному у красно-фронтовцев: гляди, говорит, ещё шаг, и я тебя проткну, как ты тёлку свою членом протыкаешь, да только я не ты, я насквозь проткну! А тот покраснел весь, стал красным, как индюк. И…
— Они и так все красные! — хохотнул кто-то из слушавших его штурмовиков.
— Ну, я и говорю, раки они варёные, придурки краснокулачные. А у меня кастет в кармане вот с такими шипами, я его бац на руку и кричу: кому жизнь не дорога, тому теперь дорога сюда! А они бац на меня, а их десять, а нас двое, а тёлки смеются, а кругом оркестр играет, а у меня ещё кобура на поясе, но пустая. Оружие же нельзя, но кобуру-то можно. Они и зассали, расступились, мы прошли и давай снова пиво дуть.
