– Мне кажется, что у шведского короля не все в порядке с головой, – заметил я. – Хотя, возможно, что британцам удалось внушить ему ложные надежды на то, что русский флот покинет Балтику и отправится в Атлантику, дабы сразиться там с английским флотом. А лучшие части русской армии отправятся на юг для участия в Индийском походе.
– Возможно, именно так король Густав и рассуждает, – кивнул головой Ганс. – Я сообщил вам то, что мне удалось узнать. Полагаю, что вы сделаете из моих слов соответствующие выводы. Я же попросил своих знакомых сообщать мне все, что им станет известно по поводу шведско-британского альянса.
– Спасибо, Ганс, – я пожал руку моему собеседнику. – Ты верно служишь России. Знай, что мы никогда не забываем своих друзей. А ты стал нашим другом.
– Господин Патрикеев, – сказал Ганс, – я тоже подружился с вашими парнями. Но, знаете, они совсем не похожи на тех русских, с которыми я привык иметь дело…
– А ты считаешь их нерусскими? – обиделся я.
– Нет, вы меня неправильно поняли. Я и не сомневаюсь, что они русские. Но я имел в виду то, что они во многом отличаются от подданных императора Павла I. Вы какие-то другие. И говорите не всегда для меня понятно. Да и ваши чудесные приборы, с помощью которых вы переговариваетесь на расстоянии друг с другом и видите в темноте… Вы словно пришельцы из другого мира, похожего на наш, но другого.
– Ганс, дружище, знай, что ты почти угадал. Только я не буду пока рассказывать тебе о том мире, из которого мы пришли. Но, я обещаю, что настанет время – а я думаю, что оно настанет скоро, – когда ты узнаешь всю правду о нас. Думаю, что ты будешь сильно удивлен. Но, как написано в Библии: «…что было, то и теперь есть, и что будет, то уже было» [54].
– Аминь, – произнес Ганс. – Да будет так.
18 сентября 1801 года. Республика Семи Соединенных Островов. Крепость Корфу. Капитан Казбек Бутаев, РССН УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области
Ну, вот мы и дома. Не совсем, конечно, дома, но среди своих. На Корфу русская речь звучит сейчас так же часто, как и греческая. Правда, на Корфу базируются и корабли французского флота, которые сумели прорваться сюда, спасаясь от фрегатов королевского флота. По договоренности с Наполеоном, французы чинят здесь свои корабли, лечат раненых и больных моряков, получают с наших складов провизию и боеприпасы. Назначенный Первым консулом представитель Французской республики на Корфу строго следит за дисциплиной своих соотечественников. Так что недоразумений с российским командованием и местными властями пока особых не было.
Совершенно неожиданно для себя я здесь встретился с адмиралом Ушаковым. Как оказалось, Федор Федорович прибыл на Корфу для руководства предстоящей операцией по очистке Средиземного моря от британцев. Для того чтобы союзники – русские, французы, греки и турки – действовали согласованно, необходим был человек, пользующийся непререкаемым авторитетом в военно-морских кругах. Лучшей кандидатуры, чем адмирал Ушаков, найти было трудно.
Я доложил Федору Федоровичу о своей поездке в Тулон. Пришлось сообщить ему и о наших приключениях в Лионе. Не скажу, что Ушаков пришел в восторг от чрезмерной активности наших оппонентов. Он, конечно, понимал, что нашим планам будет оказано противодействие, но все же не ожидал, что противник прибегнет к таким не совсем честным приемам ведения боевых действий.
– Вы, господин капитан, – строго сказал Ушаков, – берегите себя. Вам не стоит забывать о том, что каждый из вас обладает секретами, которые ни в коем случае не должны стать известны неприятелю. К тому же вы подвергли смертельной опасности девицу, которую неосмотрительно взяли с собой. Кстати, вы меня с ней познакомите?
Беатрис понравилась Ушакову, и он даже сделал ей несколько комплиментов, что для старого морского волка было не совсем привычно. А узнав, что у нас с Беатрис вполне серьезные намерения, Федор Федорович предложил нам не тратить время зря и обвенчаться прямо тут, на Корфу, благо в самом городе находилась небольшая церквушка Святого Спиридона Тримифунтского с одной из величайших святынь православия – его мощами. Знал бы Федор Федорович, что и его причислят на Корфу к лику местночтимых святых еще до того, как его прославят в Русской Православной церкви…
– Мадемуазель, – с улыбкой произнес Ушаков. – Вы как нимфа Калипсо, которая в этих краях взяла в плен сердце Одиссея, возвращавшегося домой после взятия Трои [55]. Думаю, что господин капитан вполне достоин быть навек вашим пленным. Или я не прав?
Беатрис от смущения зарделась и от того стала еще красивее.
Вечером, после окончания всех дел, я решил серьезно поговорить со своей любимой. Как выяснилось, она готова была стать моей женой и перед венчанием принять православие. К тому же она плохо понимала разницу между двумя ветвями христианства. Я, как мог, попытался объяснить ей это, но, по-моему, она так толком ничего и не поняла.
Ее больше заинтересовало мое имя. Из общения со мной Беатрис узнала, что Алан – это мой, так сказать, псевдоним. А Казбек – название горы на Кавказе, под которой, с южной ее стороны, ранее жили наши предки. В честь нее меня и назвали родители. И крещен я был под именем Григорий, в честь святого Григория Паламы.
Я не стал ей рассказывать, что в тысяча девятьсот двадцатом году, во время недолго длившейся независимости Грузии, ее войска начали войну против осетин, которые до того к югу от Большого Кавказского хребта жили не только в теперешней Южной Осетии, но и у Казбека, и в Боржоми, и в других местах. Часть моих родственников смогла тогда бежать во Владикавказ, но многие из них погибли. И всех их я знаю поименно – для нас, для осетин, это обязательно как минимум до шестого колена. Именно так мы избегаем близкородственных браков и сопутствующих этому болезней. А браки с представителями других национальностей разрешены без ограничений [56].
Вместо этого я ей рассказал про свой позывной.
– Аланы, моя милая, – предки народа, к которому я имею честь принадлежать. В древние времена они кочевали по всей Европе и Азии. Даже в ваших краях жили аланы. Так что, – пошутил я, – вполне вероятно, что среди твоих предков есть и мои дальние родственники.
– Мы, гасконцы, тоже часто покидали свои родимые места в поисках чести и славы, – задумчиво сказала Беатрис. – Кому-то удавалось разбогатеть и заслужить титулы и чины, кому-то нет. Один из моих родственников даже сумел стать маршалом Франции. Он геройски погиб под стенами Маастрихта во время войны с Голландией.
– Постой, – воскликнул я, – его, стало быть, звали Шарль Ожье де Батс де Кастельмор, шевалье д’Артаньян, граф де Кастельмор!
– Именно так! – удивилась Беатрис. – Он, правда, был не моим прямым предком, но у нас были общие родственники. А мы, гасконцы, дорожим родством…
Во дела! Оказывается, моя невеста родня самому д’Артаньяну! А хоть бы и так! Как там пели в фильме?
Бургундия, Нормандия, Шампань или Прованс —
И в ваших жилах тоже есть огонь,
Но умнице-Фортуне, ей-богу, не до вас,
Пока на белом свете,
Пока на белом свете,
Пока на белом свете есть Гасконь. [57]
24 сентября 1801 года. Атлантический океан, борт корабля «Сноу Дженни». Джон О‘Нил. Или все-таки Джулиан Керриган?
Наконец-то вновь можно было спокойно посидеть на палубе. Для пассажиров первого класса там была поставлена скамейка, на которой разрешалось сидеть при хорошей погоде. Что я и делал первые два дня путешествия, наблюдая за работой команды и размышляя о том, как же приятно быть пассажиром. Ни тебе лезть по вантам, ни драить палубу, ни ставить и убирать паруса… Да и кормили за капитанским столом не в пример лучше.
