с водопада в личные служанки.
— Вы не подумайте, Омо-доно — Юми очень сметливая, с трех лет все у нас делает по дому.
— А вам это зачем?
— Мы люди дайме Сорина. Уже больше сотни лет служим дому Отомо. Ваши идеи… Они очень необычные. Я все понимаю! Священная пещера, богиня, небесная справедливость… Но самураи из Фунаи придут к нам в деревню и всех вырежут за предательство. А это больше трехсот человек! И такое в наших краях уже бывало. И ни разу не бывало, чтобы боги вступились.
Я помотал фарфоровую пиалу, устроив в ней небольшое торнадо. Чай уже лился у меня из ушей. Тут то до меня и дошло.
— Вы ко мне хотите приставить соглядатая!
— Это очень резко сказано. Да, Юми будет сообщаться мне все в письмах о самых важных делах, что затрагивают нас. А я уже буду доводить новости до старост. Постепенно, они проникнутся к вам большим доверием. А там останется пара шагов до того, чтобы вы получили необходимых вам асигару.
Я задумался. Наивно было думать, что крестьяне сразу мен поверят и дадут какую-то серьезную помощь. Все будет зависеть от успехов небесного воинства. Или неудач. А их все-равно не скроешь.
— Откуда вы узнали, что я ищу слугу?
— Кукихие-сан разболтал — усмехнулся староста
Вот же болтун! Находка для шпиона…
— И как вы все предлагаете обустроить?
— Подпишите контракт. Юми станет на год вашей мусумэ. Девушка вполне созрела — ей уже 15 лет.
Я поперхнулся чаем. Нефига себе! Дедок то подкладывает под меня свою дочь! Под страшную черную образину. И даже глазом не моргнул. С другой стороны, лучше известный шпион, чем неизвестный.
— Хорошо, я согласен. Где нужно расписаться кровью?
Шутку никто не понял. Хару принялся меня убеждать, что обычной подписи с печатью достаточно. Вот засада! А где же взять личную печать?
* * *
— Ты можешь меня побрить?
И не скажешь, что девушке пятнадцать лет. Вполне созревшая, с высокой грудью, взрослой прической в форме сложного пучка на затылке. Эти зеленые глаза не дают мне ни о чем думать, потому налаживать отношения с новой мусумэ я решил с простых вещей. Хоть щетина на негритянских щеках и подбородке росла крайне медленно, еле-еле, но все-таки росла. И начала уже задалбывать.
Юми кивнула, достала из ящика со своими пожитками лакированную шкатулку, этакий нессер XVI века. Вынула оттуда щёточку для взбивания и нанесения мыльной пены, серебряную круглую чашку — мыльницу, кожаную пластину — точилку для тонкой доводки бритвы. и саму бритву — камисори. В отличии от европейских опасных бритв ни разу не складную. С тонкой рукоятью и широким лезвием, похожую на маленькую детскую лопаточку. Девушка взбила густую пену, капнув в мыльницу жидкого мыла и добавив тёплой воды. После чего чёткими движениями, на кожаной пластине заточила бритву. Всё это время я сидел на скамеечке в банном комплексе дома с горячим влажным полотенцем на лице. Наконец Юми отняла от моего распаренного лица полотенце и нанесла на него слой пены. Потом она взмахнула своей ужасной бритвой и раз два три — «ёлочка гори», в два счёта обкорнала меня. Сперва подбрила виски, потом шею, щёки, подбородок и верхнюю губу. Чуть подравняла лоб на самурайский манер и уже нацелилась сбрить мне брови, но я, вовремя спохватившись, категорически запретил. Глядя в маленькое зеркальце из полированного серебра, а больше щупая абсолютно гладкое лицо своё, я испытал натуральное восхищение.
— Юми-тян ты великолепна! — похвалил свою мусумэ — Кто тебя научил так хорошо брить людей?
— Моя мать, Омо-доно — польщенная девушка поклонилась — Сначала я брила брата. Потом мне доверили отца. Наконец, у меня так хорошо стало получалось, что и все девушки из нашей деревне ходили бриться только ко мне.
— Прости, что⁈ — мне показалось, что я ослышался — Девушки? Они ходили к тебе бриться?
— Да, Омо-доно.
— А чего же ты им там брила-то? — глупо спросил я, видит бог без всякой задней мысли. Просто интересно же.
Юми, приоткрыв рот, медленно покрылась красной краской. Вот только что беленькая стояла, а тут бац и хоть сигарету прикуривай. А потом эта не хорошая девочка сделала шаг и прижала к моему нежному, свежевыбритому личику, смоченное в кипятке полотенце.
— Ай! — вскрикнул я по-русски и запрыгал на месте.
На крик в баньку ворвался Кукуха с мечом наголо, но увидев прыгающего меня и пунцовую как варёный рак Юми, тут же испарился, как будто его и не было.
— Позвольте, Омо-доно — невозможные зелёные глаза сверлили во мне дырку — забрать ваши вещи в стирку.
— Конечно бери. — не стал я спорить с человеком так виртуозно владеющей опасной бритвой. Скинул с себя кимоно, штаны хакама, остался в набедренной повязке фундоси.
— А это правда, что богиня Аматэрасу сделала вас полностью черным, чтобы враги не увидели в темноте?
— Кто так говорит? — удивился я
— Люди
— Ровно наоборот. Чтобы я мог напасть на своих врагов темной ночью и они меня не заметили. Иди уже!
Юми схватила в охапку вещи и обдав меня еще одним обжигающим взглядом, выскочила наружу.
Вздохнул, пошел в дом. Там открыл свой модернизированный походный короб, достал шёлковую сутану викария ордена Иисуса Сладчайшего дона Алессандро Валиньяно. Коротковата одежка, в груди не сходится, но как домашний халат сойдёт. И тут мне на глаза попались штаны парашюты. Медленно достал их из ящика. Такахиро жаловался недавно на хроническое безденежье. Так вот они денюшки. Два векселя на пять тысяч эскудо. Правда трудности с обналичкой. Самому идти нельзя, с моим лицом то. Кого-то придётся посылать к менялам. Нет, это лишний риск. Пусть уж лучше пока полежит в ящике.
* * *
Сперва, шикоро (21) на шею — раз! А к нему уже пристегнуты руки — содэ — два! Потом доу (22) лямками через шикоро и на талии ремнем схватить — три! А к её подолу заранее пристегнуты хайдате (23) — четыре! Ремни на котэ (24) застегнуть и наручи на кнопку захлопнуть, а это дело двухсекундное — пять! Котэ ремнями сзади затянуть — шесть! Шлем на голову — семь! Перевязь с мечом на бедра — восемь! Восемь движений и я готов убивать. Но убивать я ни кого не стал, а просто вышел из шатра.
Сам вид нашего лагеря понемногу менялся.
