Честно говоря, он не знал, какие расценки в Пантикапее. Просто хотел протянуть ниточку между собой и боспором.
— Думайте, — сказал он. — До завтрашнего рассвета. А завтра или я увижу золото, или ваш город увидит пламя.
— Все-таки что мне мешает просто прирезать тебя, варвар? — оскалился римлянин.
— Попробуй, — сказал Коршунов. — И тогда сгорит не только твой город. Мои воины уничтожат здесь все: виноградники, рощи, ваш порт и все суда в нем. Они сожгут все, а землю посыплют солью — ее у вас много, — как твои предки, римлянин, когда-то поступили с Карфагеном (надо же, как вовремя вспомнилось прочитанная когда-то книжка!), а тебе останется только этот храм, в который никто не придет, потому что и твоего города больше не будет. А сейчас переведи все это своему приятелю, потому что, сдается мне, из вас двоих он — главный!
— Переведу, не беспокойся, — проворчал римлянин. — Сдается мне, ты не так уж прост, варвар, если слыхал о том, как мы поступаем со своими врагами.
И он перевел. Потом римляне еще несколько минут препирались между собой, наконец штатский изволил поинтересоваться:
— А кто нам гарантирует, что вы, получив деньги, все равно не сожжете город? Нам нужны заложники…
— Хрен тебе, а не заложники! — отрезал Коршунов. Его не поняли, и он пояснил: — Никаких заложников! Гарантия — мое слово! А слово мое — твердо, и я хочу, чтобы об этом знали все, потому что не последний раз я прихожу к вам за добычей и хочу, чтобы вы, римляне, знали: я всегда делаю, что обещаю.
Глава двадцать седьмая,
небольшая и интимная
— Они заплатили, — сказал Коршунов Анастасии. — А куда им деться? Двенадцать талантов — огромная сумма, но не дороже целого города.
— Тем более что бо́льшую часть они получат назад из казны наместника провинции, — заметила его подруга. — Там есть фонд для подобных расходов.
— Вот как! — удивился Алексей. — я не знал. Надо было потребовать больше. Впрочем, без разницы. Важен сам факт получения золота. Мной.
— Ты важничаешь! — засмеялась женщина.
— Я заслужил! — гордо заявил Коршунов.
— Ну конечно! Твои воины только об этом и говорят! — Анастасия улыбалась. — Мол, боги так тебя любят, что золото само падает к твоим ногам. Даром.
— Ничего себе — даром! — Алексей немного обиделся. — Интеллект, значит, уже не в счет! А то, что я лично рисковал своей шкурой, когда встречался с питиундскими олигархами? Меня вполне могли просто прикончить! Скажешь тоже — даром! Само!
— Не сердись, милый! — мягко проговорила Анастасия. — Это не я говорю, а твои люди. И хорошо, что они так говорят. Я три года живу среди них и, не обижайся, знаю их лучше тебя. Они — варвары и потому ценят то, что дается даром, больше того, что добывается трудом и усилиями. И мешки с золотом, которые появились на ступенях питиундского храма после того, как ты там побывал, — это их самое сильное впечатление за все время вашего похода.
— Не думаю, — проворчал Коршунов. — А захват триремы? Вот это — действительно!..
— Вовсе нет, — терпеливо проговорила женщина. — Захват триремы они видели. Они сами в нем участвовали. Для них это всего лишь очередная победа. И лишь немногие, такие как Одохар, могут оценить ее настоящую цену. Для остальных это всего лишь эпизод. Хотя сама трирема, стоящая в херсонском порту, — отменный символ твоего успеха. Всякий может видеть ее, и, думаю, будущей весной у тебя не будет недостатка в воинах. Правда, у этого аурея[8] есть и оборотная сторона: в Риме тоже узнáют о твоей победе.
— Я думал об этом, — признал Коршунов. — Скажи, какова вероятность того, что Рим пришлет сюда войска?
— Войска — вряд ли. Наш юный император не любит воевать. Вернее, этого не любит его мать, а Александр Север — послушный сын. Ты ограбил Питиунд. Питиунд — это понт. Но слово Туллия Менофила, наместника Нижней Мезии, весит больше, чем слово наместника понтийской провинции. А Туллию не нужны осложнения с Херсоном. Ему нужен Херсон — вольный город, важнейший торговый центр в этих местах. Это удобно всем: и Риму, и Боспору, и варварам. Самое большее, на что согласится Туллий, — чтобы флот Рима появился у здешних берегов. В этом случае ты потеряешь свою трирему. Но если проявишь себя хорошим дипломатом, то, возможно, получишь от Рима выкуп. В обмен на обещание не посягать на земли Рима. Это обычная практика. Всем известно, что, получив золото, варвары на некоторое время успокаиваются.
— Я не успокоюсь, — возразил Коршунов. — Ты знаешь, чего я хочу.
— Знаю, — вздохнула Анастасия. — Ты хочешь невозможного.
— Да! — заявил Алексей. — Я хочу невозможного! — Его охватило восхитительное чувство абсолютной уверенности в своих силах и своей правоте. — Хочу — и получаю!
«Как он красив! — подумала Анастасия. — И как самоуверен! Как все мужчины. Они жаждут величия… Но величие достается немногим, смерть или безвестность — куда более частый удел… Как же мне уберечь тебя, мой Алексий? И тебя, и родину мою… Как мне уберечь от тебя?»
Глава двадцать восьмая,
заключительная
Ноябрь в Херсоне — прохладное время. Свинцовые мутные волны, поблекшая листва, в домах побогаче по ночам в спальне — непременно жаровня с углями или нагретые камни, которые рабы хозяина раскаляют снаружи, а потом растаскивают по комнатам. Еще — кувшины молодого неразбавленного вина на каждой трапезе.
Во вторую неделю ноября Агилмунд, Ахвизра и еще три десятка гревтунгов, тех, что не отбыли десять дней назад вместе с Одохаром, отправлялись в дорогу. Домой. Алексей — оставался. Перспектива зимовать в готском бурге его не радовала. Тем более там была его законная малолетняя жена Рагнасвинта, сестра Агилмунда, Сигисбарна и Книвы, очень важная нить, связывающая его родственными узами со славными гревтунгами… но Коршунов не представлял, как будет жить одновременно и с ней, и с Настей. Что делать, не мусульманское у него воспитание. Даже не языческое. Да и что таить: после Анастасии белобрысая свинка-Рагнасвинта — все равно что гамбургер под кока-колу после настоящих домашних сибирских — под водочку. Ну не катит!
Впрочем, подарки, которые он заслал меркантильной женушке, должны скрасить ей отсутствие мужа. Это даже Агилмунд подтвердил. Мол, никаких проблем с родней быть не должно. Главное: добро добытое домой отправлено. А то, что большой вождь Аласейа остается в Херсоне готовить новый большой поход, это нормально. И Книва с ним остается, то есть не одинок Аласейа, есть рядом родич, если что.