– Товарищи командиры, – комбат почесал старый шрам на шее – след немецкого осколка, оставшийся с предыдущей войны. – Сегодня здесь все будет кончено. Против американцев сосредоточено двести реактивных установок залпового огня «Град» и пятьсот восемьдесят БМ-8-24. Кроме того, имеется также несколько сотен стволов артиллерии. Наша задача – после артподготовки всей этой мощью прикрыть подход мотострелков к американским укреплениям и помочь их зачистить.
– А как же корабли Альянса? – сам собой вырвался вопрос из Голенко.
– Им будет не до того – их атакует береговая авиация. К моменту, когда налет прекратится, мы уже должны будем смешаться с порядками Альянса, и огонь по нам они вести не смогут. На этом, собственно, все и закончится.
– Звучит неплохо, – прокомментировал командующий второй ротой капитан.
– А выглядеть будет еще лучше. Главное – подойти к их позициям, а там наши парни уже справятся. Всем все ясно?
– Наш участок где?
– Размеченные карты получите после совещания. Надеюсь, не заблудитесь, гвардейцы, – комбат улыбнулся. С нами правда – а за кем правда, тот и сильнее. Свободны.
Последний этап очищения Евразии начался.
9 октября 1946 года
Париж, Елисейский дворец.
Пожилой человек, стоящий у окна в аскетичном кабинете, обставленном, тем не менее, со вкусом, даже не повернулся к вошедшему в кабинет, продолжая смотреть на залитый Солнцем Париж.
– Маршал? – только вопрос заставил правителя Франции повернуть, наконец, голову.
– Да.
– Боюсь, нам надо принять решение. Обе стороны требуют ответа.
– Ну, и лимонников, и янки можно смело послать подальше. Ввязываться в войну против СССР и половины мира я не буду.
– Значит?
– Пьер, мальчик, я не хочу, чтобы Франция участвовала в очередном раунде этой бойни. Хотя, видимо, придется.
Петен отошел от окна и, сев в кресло, обхватил голову руками.
– Ладно. Вызови сюда посла Союза.
– Советского?
– Евразийского. Этого, как его, Штауфенберга.
– Значит, мы согласны?
– Предоставим им базы и проход по территории в обмен на часть африканских колоний и гарантии независимости.
– И вы им верите? – секретарь и личный помощник престарелого маршала, правящего Францией уже не первый год, недоверчиво посмотрел на своего начальника.
– А у меня есть выбор? – горько улыбнулся Петен. Иначе нас сожрут вообще просто так. Один раз, благодаря Сталину, мы спаслись. Боюсь, второго раза не будет.
– А вы не боитесь, что в ответ по нам ударит Альянс?
– Там тоже не идиоты сидят. Если они нанесут по нам удар – значит, у меня не будет другого выхода, кроме как вступить в войну на стороне Сталина. Им нужен еще один противник? Сомневаюсь, – маршал пожал плечами. – Ладно, время уходит, ступай.
Дождавшись, пока за Пьером закроется дверь, Петен снова подошел к окну. Сердце болело все сильнее.
14 октября 1946 года
Голландская Социалистическая Республика, г. Арнем.
– Одри! Одри, дорогая, тебе письмо от Лео! – прислушавшись, госпожа Ван Хеемстра услышала легкие шаги своей дочери.
– Где? – влетевшая в комнату маленькая фурия была совсем не похожа на будущую звезду мировой сцены. Утенок (не гадкий, конечно, но и не прекрасный; скорее, просто милый) пока еще только начинал превращаться в лебедя.
– Держи, – усмехающаяся мать отдала Одри конверт полевой почты.
– Он… вскрыт? – девушка недоуменно посмотрела на родительницу.
– Дочка, война же на дворе. Конечно, вскрыт.
– Но это значит, что его кто-то читал?
Госпожа Ван Хеемстра вздохнула. Влюбившаяся по уши в советского офицера дочь слишком серьезно воспринимала свои с ним отношения. И, хотя Леонид относился к их семье очень хорошо и часто помогал, на взгляд женщины каких-то особенных чувств к ее ребенку он не испытывал. Одри этого не понимала и отказывалась слушать любые мнения своей матери по этому вопросу. Вот и сейчас ей кажется, что вскрытое письмо личного характера – это почти трагедия. Как ей объяснить, что на войне нет времени на сантименты?
– Солнышко, ты уже взрослая и должна понимать, что вскрытие личной почты солдат и офицеров есть необходимый шаг. Вдруг кто-нибудь случайно выдаст в письме какие-нибудь важные сведения, а враг его перехватит? Это же ясно…
– И что будет, если во вскрытом письме будут секреты? Отправителя арестуют?
– Смотря, что за секреты. Но, насколько я знаю, то, что писать нельзя, просто зачеркивают черной полосой.
К радости Одри, в присланном майором письме замазанных строчек почти не случалось – все-таки советский офицер воевал не первый год.
– Здесь очень красиво, – прочитала вслух девушка, – и хотя сейчас эти места попорчены войной, прекрасная природа все равно выглядит незабываемо.
Одри вздохнула, представив себя лежащей на сочной траве альпийского луга и смотрящей в синее-синее небо над головой.
– Когда мы победим Альянс, то обязательно сюда съездим – и, уверяю, тебе понравится. Воздух здесь такой прозрачный, а небо так близко, что, кажется, можно дотронуться до него руками. Трава зеленая-зеленая, а вода в ручьях ненамного менее прозрачна, чем воздух, – лицо голландки приняло мечтательное выражение. Ее мать улыбнулась, так как очень хорошо знала свою дочь. Та небось сейчас уже кружится в своих грезах на прекрасных холмах Италии. Вместе с Леонидом, конечно.
– Мам, он пишет, что скоро они победят американцев! – отвлек госпожу Ван Хеемстра от размышлений веселый голос девушки.
– А как же, доча. Конечно, победят. Гитлеровцев победили, японцев тоже. Не думаю, что американцы много сильнее.
Конечно, на самом деле она думала именно так и потому регулярно слушала сводки с фронтов. Но хотя ход боевых действий пока протекал под диктовку Евразийского Союза, это все равно не могло ее успокоить. Слишком хорошо она знала, на что способна пропаганда.
Тем не менее, Арнем пока бомбили всего один раз, в самом начале войны. Была еще одна попытка – но вражеские бомбардировщики от города отогнали, заставив избавиться от смертоносного груза над пригородами.
– Так, кто-то опаздывает на танцы. Поэтому будьте добры, мадмуазель Растон, одеться и быть готовой к выходу, – госпожа Ван Хеемстра улыбнулась и шутливо погрозила дочери пальцем.
Дыхание войны сюда пока еще не добралось.
17 октября 1946 года.
Панама.
– Интересно, они когда-нибудь прекратят? – молодой парень в форме армии ЮАФ затянулся и посмотрел в сторону берега. Оттуда доносился гул непрерывной канонады десятка крейсеров и нескольких линейных кораблей, перемешивающих береговую линию обороны с землей. После того как была утоплена «Монтана», американцы потеряли всякую осторожность и высыпали на позиции обороняющихся сотни снарядов.
