откровенная беседа и Владыка сказал, что это предпоследняя уступка, сделанная мне Святейшим Синодом, больше священников — раскольников не будет, а все беглые кто появятся в моих любых владениях, будут подлежать выдачи российским властям как уголовные преступники.
Эта новость меня несколько озадачила. Такого резкой смены курса я никак не ожидал и спросил Владыку с чем это может быть связано. Слова о предпоследней уступки я как-то пропустил мимо ушей.
Он ответил не сразу и несколько минут молча сидел в кресле, перебирая свои четки. Видно было, что он размышляет над ответом на мой вопрос.
Но вот Владыка поднял свой взор и пронзительно посмотрел мне в глаза.
— Это, Алексей Андреевич, связано с просьбой, вернее даже требованием, вашего покровителя генерала графа Бенкендорфа. И его в этом поддерживают другие приближенные Государя, граф Алексей Федорович Орлов и Павел Дмитриевич Киселёв, — слова Владыки меня удивили, с графом Орловым я был знаком и у нас были почти дружеские отношения, а вот с Киселёвым у меня было только шапочное знакомство.
Но дальнейшие слова Владыки меня поразили еще больше.
— Полагаю, что автор идеи не граф Бенкендорф, но высказал Государю её именно он. Государю предложено согласиться на создание в ваших владениях церковной иерархи раскольников. У Павла Дмитриевича есть кандидатура какого-то греческого епископа, согласного перейти к раскольникам, другим должен быть русский епископ, — Владыка отложил четки, я видел, что он с трудом сдерживает свое раздражение.
— Не знаю, что там Бенкендорф говорил Государю, но он согласился, — Владыка резко встал и уже с нескрываемым раздражением бросил мне в лицо. — Вот к чему приводят уступки в принципиальных вопросах. И я, ваша светлость, должен это сделать, а потом надзирать за тем, что они не будут склонять православных уходить в раскол и пресекать их попытки окормлять за пределами ваших владений на Дальнем Востоке и в Америке. В Иркутской губернии и Якутской области разрешено будет иметь десять и пять храмов. Монастыри только в ваших личных владениях.
Золото, только обещанное мною золото могло подвигнуть императора на такое и мне надо как можно скорее его предъявить.
Владыка Анатолий тут же уехал, а я изрядно озадаченный остался со множеством вопросов.
Все эти вопросы я буду решать позже, а сейчас все священники сошли на берег и занялись закладкой двух храмов.
Небольшую речку в Южно-Курильске я назвал Серебрянкой, так она называется в 20-ом веке. Почему не знаю. Но я решил, что максимально буду называть все привычными для меня названиями, отчего и почему так, а не иначе, у меня никто не требует.
В излучине Серебрянки в полуверсте от устья закладывается старообрядческий храм, на противоположном левом — православный.
Среди священников шесть монахов, три из них иргизские старообрядцы. Здесь на Кунашире или еще где-нибудь они останутся и заложат два монастыря: православный и старообрядческий.
В это дело я пока вмешиваться не буду. Все священники и монахи получили подробнейшие инструкции о том как себя вести и подписались под ними. Новообращённых крестить по старому обряду запрещено, кроме желающих вступить в старообрядческое казачество. В случае нарушения их ждет каторга, от которой их ничто не спасет. Даже нахождение в таких тьмутараканях.
Пока идет разгрузка и готовится поход на Хоккайдо мы с Соней знакомимся с жизнью наших союзников, айнов. Я искренне хочу чтобы они были нашими союзниками, а не подданными к примеру.
Айнское селение называется Фурукамаппу, в него японцы согнали все население Кунашира, кроме нескольких сотен живущих в селении вокруг японской крепости на юге. Как она называлась по-японски, я не запомнил, сейчас это наш форт Головнинский.
Там осталось небольшое количество айнов, все они смешанные семьи, те где мужьями стали пленные японцы.
Здесь в Фурукамаппу тоже много таких семей, обитаемой частью селения осталась его центральная часть, на правом берегу Серебрянки по берегу бухты с полверсты от устья Серебрянки.
Восточная часть селения по берегам Серебрянки разобрана русскими и частично пущена в дело на строительстве, а частично использована как топливо.
Западную часть разбирают сами айны. Оставшаяся часть поселка ими уже существенно перестроена. Они начали строить себе новые жилища, какую-то причудливую смесь своего традиционного, японского и нашего.
Главное, что они перенимают у нас, это печи. Кирпича на Кунашире хватает, уже успели наладить свое производство и наши корабли везут его с Камчатки, где Иван Кузьмич это дело поставил чуть ли не на поток.
На наших Курилах благодаря этому нет проблем с печами и начато строительство кирпичного Головинского форта и планируется построить кирпичную Южно-Курильскую крепость, она будет на полуострове между мысами Восточный и Южко-Курильский.
Формирующийся новый уклад жизни у оставшихся в Фурукамаппу, тоже причудливая смесь традиционного айнского, японского и нашего. Айны во многом стараются подражать именно нам и многие успешно осваивают русский язык.
Их вождь Иван, а Иван Кузьмич утверждает что он реально является таковым на Кунашире, по-русски говорит уже вполне прилично.
Его жилище самое можно сказать русифицированное, это по сути наш пятистенок. В семье Ивана все старательно изучают русский язык и стремятся и в быту подражать нам.
У многих айнов интересная смесь русско-японского гардероба. Начало зимы было очень ранним и суровым и многие из них оказались неожиданно раздетыми и разутыми. А у нас оказались достаточно приличные запасы одежды, уже завезенной с Камчатки. И были приличные японские трофеи.
Поэтому хочешь не хочешь, а пришлось айнам немного переодеться.
Иван Кузьмич рассказал, что я для айнов живой бог, спустившийся с небес, чтобы спасти их. Верховное божество айнов — Пасе камуй и он или оно послал меня на землю, чтобы спасти айнов от угнетения японцев. Этим наверное и объясняется стремление айнов подражать русским и перенимать наши обычаи.
Всего на Кунашире было около двух тысяч семей айнов и они разошлись по всему острову. Не считая Южно-Курильска самым крупных их селением стала Лагунка, она метрах в трехстах от берега озера Лагунного. Которое отделено от Охотского моря узким, шириной метров сто, перешейком в середине которого протока шириной пять-семь метров между морем и озером.
В Лагунку ушло жить три семьи староверов. У которых уже сложились отличные отношения с айнами.
Еще одно достаточно крупное селение образовалось километров в трех выше по течению Головнинского ручья, устье которого было в пятистах метров от форта. Туда ушло жить две семьи староверов и там оседали многие бежавшие с Хоккайдо.
Кроме этих есть еще три селения. Одно почти в устье речки вытекающей из Песчаного озера и
