Василий Звягинцев - Хлопок одной ладонью

— Не вижу оснований спорить. Всяк солдат знай свой маневр, а про остальное когда поручик, когда полковник знает…

Я видел, как перспектива нового и увлекательного дела меняет людей. Накануне я откровенничал перед Дмитрием, чтобы он укрепил меня «в минуту душевной невзгоды», а сейчас уже он, преодолев почти приросший к нему стереотип поведения, прямо-таки загорелся энтузиазмом. А что, так оно и есть. Был бы он другим, черта с два отправился бы с Антоновой подначки в дебри времени. Первый из нас, между прочим, если не считать Берестина. Но там — другой случай.

— Значит, камрады, сделаем так, — заявил Сашка, — раз я взял на себя непосильный груз куратора разведки и контрразведки, я придумаю, кому из наших когда, что и как говорить. Кому приоткрыть часть истины и какую именно — тоже решу. Если кого-то до поры придется вводить в заблуждение, заставлять играть «втемную», или просто оставить за кадром — не осуждайте. Ставки-то у нас…

Я, признаться, не до конца был с ним согласен. Кое-что из предложенных им мер считал некоторым перебором. Но потом признал Сашкину правоту. При прямом общении с компьютером Замка он узнал больше, чем знал я. И поглубже обдумал тот самый вариант «третьего игрока».

То есть, по согласованной с нами же тактике, он с первых минут начал и нас с Дмитрием оберегать от излишних знаний, которые, как сказано, приумножают скорби.

И мотивировка его была вполне убедительной. Если «третьего» не существует, мы ничего не теряем. Отсутствие в каждый данный момент полной информации о планах и действиях коллег никого ни в чем не ущемляет, напротив, позволяет работать раскованнее, без оглядки на чужие поступки и предрассудки. Но если он все-таки есть, захватив в плен или внедрившись в сознание любого из нас, на «оперативный простор» выйти ему все-таки не удастся. Уцелевшие же получат шанс и время принять контрмеры.

Таким точно образом, как это получилось в первой и второй контраггрианской войне.

…Шульгин в очередной раз «нашел себя». Стратегические замыслы — это хорошо, интересно, увлекательно, но все-таки — больше для Берестина. Командующий фронтом, Главковерх — это его. Все изучить, обмыслить, нарисовать в голове картину победоносной кампании, после чего напрячь своих штабистов, снова оценить их разработки и, подписав необходимые документы и карты, послать дивизии и армии в бой.

Ему же куда больше нравится практическая работа. Нет, поруководить он тоже не прочь, поучить окружающих уму-разуму, но куда интереснее самому все придумать и своими руками сделать. Хоть базу пришельцев штурмовать, хоть в роли наркома родной наркомат ограбить. Или с «Системой» воевать практически в одиночку. Совсем другой эмоциональный накал.

Сейчас ему представилась буквально уникальная возможность дать выход своим талантам и пристрастиям.

Обработка полученной с помощью Антона и его компьютера информации дала настолько полную и глубокую картину сиюминутного состояния пучка сопряженных, параллельных и взаимно перпендикулярных реальностей, что даже некоторая оторопь брала от осознания собственной ничтожности по сравнению с невообразимой сложностью кем-то измысленного мироустройства и от того, что при всей этой сложности приходящие в голову решения выглядят как-то уж слишком примитивно. В то же время — пока что нет основания усомниться в их действенности.

Грубо говоря — так же несопоставима конструктивная сложность наисовременнейшего швейцарского хронометра и элементарной часовой отвертки, однако этой отверткой можно сделать с прецезионным механизмом все, что заблагорассудится: починить, переналадить, раскрутить по винтику и все винтики и колеса выбросить в мусорное ведро или, выражаясь по-марксистски, — «на свалку истории».

В частности, с полнейшей наглядностью Шульгин теперь представлял, как именно возникли и взаимодействуют так поразившие его воображение идущие борт к борту, как два корабля в штилевом океане, реальности «2003» и «2005». Один слегка опережает другой, но при желании совсем нетрудно перепрыгнуть с юта[24] одного на шканцы[25] другого и наоборот, соответственно. Корабли разных конструкций, как, допустим, советские и немецкие эсминцы, и разных годов постройки, но при необходимости любой матрос и офицер без особого труда разберется, что к чему, и сумеет подменить коллегу на его боевом посту.

Еще одна немаловажная деталь — пока на море штиль и все идет штатно, корабли могут двигаться вровень неограниченно долго, завести с борта на борт швартовы, обмениваться людьми, топливом и припасами. При желании, конечно.

Но стоит одному из рулевых совершить малейшую ошибку — вот и происшествие, как принято говорить, или даже авария, что тяжелее по последствиям. А налети вдруг не вовремя замеченный шквал — и, пожалуйста, катастрофа! Корабли бросает друг на друга, острый форштевень врезается в тонкий борт соседа, сталь рвется, как картон. Минута, другая, не успеешь и шлюпок спустить, да и как их в штормовую волну спустишь, и вот на поверхности болтаются только немногочисленные обломки, пятна мазута и среди них — головы случайно уцелевших моряков верхней команды. Все.

Достаточно яркая аналогия?

При прошлом, несанкционированном, партизанском проникновении в Сеть Шульгин увидел и запомнил многое, но многого не заметил, а ряд визуальных образов и условных знаков не понял вообще или понял превратным образом. Оттого и ввел невольно в заблуждение друзей и коллег.

Зато теперь он располагал (ему казалось) объективным знанием и даже видел ту самую точку, где «корабли» соприкасаются бортами. Саму точку и людей на палубах. Понимал, что с ними случится в следующий момент, как они себя поведут.

Пожалуй, здесь нам удалось переплюнуть самого Антона. Он же признавался, что всю свою полуторасотлетнюю деятельность на Земле не мог знать и предвидеть последствий своих действий, и Сильвия со своей командой не могла. Они полагались только на собственную интуицию и некоторые построения «базовых теорий», а еще точнее, просто воплощали в жизнь разработки Игроков. Вроде как демонстраторы, что в старые времена указками двигали на настенных щитах плоские шахматные фигуры, повторяя ходы гроссмейстеров для сведения зрителей.

«Впрочем, — подумал Шульгин, — я тут не прав. Антон говорил, что не знает будущего в своей реальности и только в ней не может видеть грядущие результаты своих и вражеских комбинаций. А на чужих досках сыгранные вчера партии — вполне.

Мы и сейчас, при столь возросших ментальных способностях, свое личное будущее не знаем ни на шаг вперед: пойду я к себе, поскользнусь на трапе, и пожалуйста — незапланированный перелом основания черепа.