Спросил требовательно, не слезая с ронсена*.
— Кто из вас будет дон Саншо де ла Вега, сын благородного дона Хорхе?
— Это я, — ответил Саншо, вставая от костра.
— Я сенешаль* шато Шантосе Огюст де Риберак приношу вам свои извинения за нарушения законов гостеприимства. Но право, у меня были веские основания, которые я не мог нарушить, несмотря на то, что вместе с вашим отцом я служил в пажах у маршала Реца в годы Длинной войны. Надеюсь на ваше прощение, мессир.
Старик в седле склонил голову. Гордо, с достоинством.
— Зато мы не станем нарушать законов гостеприимства и не отпустим вас без бокала хорошего анжуйского, — улыбнулся Саншо. — Хоть луг тут и ваш, но побудьте нашим гостем в хорошей компании. Это, — указал на меня Саншо, — Его Высочество принц Вианский и Андоррский дон Франциск Феб, инфант короны Наварры. Это — славный кабальеро сьер Вото из моих земель, Это — шевалье д’Айю из Фуа. Все обладатели золотых шпор. Общение с нами не будет уроном вашей чести, порукой в том святая Дева Мария и святой Яго.
Старый сенешаль улыбнулся и сошел с коня, которого у него немедленно перенял паж Саншо.
Тем временем стремительно темнело.
И хотя приглашенными к костру считались только обладатели золотых шпор, все остальные, кто не был задействован в карауле, подтянулись насколько можно к нам ближе, чтобы услышать историю, которую нам рассказывал старый сенешаль.
— Как вы наверное уже наслышаны, мессир Жиль де Лаваль де Рец из рода Монморанси, советник и маршал Франции, соратник Орлеанской девы, очень отличался от остальных пэров, что при дворе руа франков, что при дворе дюка бретонцев. Дед его — сам грамотей изрядный, дал мессиру Жилю очень хорошее образование в юности, — по лицу старика тревожно плясали отблески костра. — Но ненасытная любознательность молодого барона, страсть к чтению и знаниям до добра его не довела, хотя и очень отличала его от остальных неграмотных пэров, которым письма читают их капелланы. Он обожал церковную музыку и даже на войне таскал за собой хор мальчиков, чтобы они пели ему в свободную минуту. Собрал самую большую в стране библиотеку и одел эти книги в роскошные переплеты. А какие реликвии он собирал… М-м-м-м… Достаточно сказать, что в его распятии была частичка от настоящего Креста Господня! Сколько денег он на это извел — прорву.
Все слушали затаив дыхание. И даже когда де Риберак прервался на глоток вина, никто не нарушил тишины, терпеливо ожидая продолжения сказания.
— А главное в том, что щедрый маршал держал открытый двор, — продолжил рассказчик. — Ворота его замка были распахнуты для всех. И каждый получал у него кров и стол. На своем этаже разумеется. Мастеровых за стол с баронами не сажали. Со всех земель от Империи до Океана, от Па-де-Кале до Неаполя стекались к нему художники, поэты и трубадуры, проводили время в различных удовольствиях и уезжали, увозя с собой щедрые подарки от маршала. Двор дюка Бретонского и наполовину не был так блистателен.
Но такие прихоти дорого обходятся, и огромное состояние маршала растаяло всего за восемь лет. Барон, испытывая финансовые трудности, вступил на опасную стезю долгов и займов, закладывал и продавал земли. Это привело его к ссоре с женой, которая уехала от него к родителям. А младший его брат — мессир Рене, потребовал раздела имущества и добился аудиенции у Шарля Седьмого, который запретил мессиру Жилю дальнейшие продажи своего имущества на землях под его короной.
Но, то у франков, а Бретань независимое государство, где дюк Жан Пятый и его канцлер жаждали заполучить заложенное им имущество в собственность, особенно замки и крепости. Став единственными покупателями барона, они навязывали ему свои цены. Сами понимаете, какие…
Вот тут-то тяга к знаниям и сотворила с маршалом свою злую шутку. Он попытался получить золото с помощью богомерзкой алхимии, которая заманчиво обещала безграничное богатство и вечную молодость.
— Это уже преступление, — неожиданно раздался в темноте голос высокоученого мессира Франсуа, вызвав в моей груди радостный трепет: вернулся-таки, старый Фавн. — В Бретани действует эдикт дюка Шарля, пятого этого имени, запрещающий под страхом длительного тюремного заключения и даже виселицы занятия черной магией. И в силе еще булла папы Иоанна, двадцать второго этого имени, которой всех алхимиков предали анафеме.
— Вы правы, — ответил старый сенешаль, — Но вернусь к моему скорбному повествованию. Много через это шато прошло всяких шарлатанов. Мессир Жиль, стремясь быстро разбогатеть с помощью алхимии, от нее же стремительно беднел, так как заказываемые этими алхимиками вещества стоили совсем недешево. Но особого расположения у маршала добился итальянец Франческо Прелати, да будет проклято его имя во веки веков. Этот богомерзкий колдун хвалился, что у него был домашний демон по имени Барро. Эти его похвальбы я слышал собственными ушами. И мессир Жиль ему верил, что вызывать этого демона к себе Прелати мог только наедине, без свидетелей. Говорил, что у демонов есть свои капризы. Тем временем мессир Жиль уже заложил почти все свои крепости и земли Малеструа — епископу Нантскому, канцлеру дюка и самому дюку Жану. Но мессир Жиль по составленным договорам имел право обратного выкупа этого имущества. А так как оценено все было очень низко, то этого выкупа держатели заклада очень боялись. И для того, чтобы весь заклад остался по закону в их собственности надо было чтобы мессир Жиль умер.
Небо вызвездило. Лес стоял темной стеной. А напротив зловещей тенью нависал замок. Прекрасные декорации для готических страшилок.
— Одновременно стали распускать слухи, что получить золото алхимическим путем можно только с помощью убийства невинного мальчика. Совмещая эти два обвинения мессира Жиля можно было судить одновременно и светским и церковным судом. Но так как открыто арестовать могущественного маршала было нельзя, власть имущие пошли на хитрость.
Мессир Жиль как раз продал одно из своих владений Жофруа Феррону — казначею Бретонского дюка. Брат его Жан Феррон, хоть и был духовного звания, но не имел пока места. Вот он-то и распускал про маршала оскорбительные сплетни.
Крутой на расправу барон, захватив с собою с полсотни вооруженных придворных, ворвался в шато — свой, но уже проданный казначею Феррону замок; где после продажи поселился патер Жан Феррон, который как назло в это момент служил в замковой капелле обедню. Мессир Жиль с толпою своих людей, потрясая оружием, вломились в церковь, где мессир Жиль собственноручно оскорбил патера Жана действием, потом увел его к себе в шато Тиффож, заковал по рукам и ногам в колодки и заточил в подвал.
