– И тогда уж сразу договоримся, кто в доме главный.
– Уу-хуу-хуу, – опять взвыла мать. – Хорошо, сын, – сказал папаша. – Все будет так, как ты захочешь. Только выздоравливай.
Когда они ушли, я полежал, думая о всяких разных vestshah, в голове проносились всякие разные картины, а потом пришла медсестричка, и когда она стала расправлять на моей кровати простыни, я спросил ее: – Давно я здесь валяюсь? – Что-нибудь неделю или около, – отвечает. – И что со мной делали?
– Ну, – говорит, – у вас все кости были переломаны, масса ушибов, тяжелое сотрясение мозга и большая потеря крови. Пришлось повозиться, чтобы все это привести в порядок, такое само не заживает, верно?
– А с головой, – говорю, – мне что-нибудь делали? То есть, в смысле, в мозгах у меня не копались?
– Если что с вами и делали, – отвечает, – так только то, что вам на пользу.
А через пару дней ко мне вошли двое моложавых vekov, по виду вроде врачей; вошли, сладенько так улыбаясь, и принесли с собой книжку с картинками. Один из них говорит:
– Нам надо, чтобы вы посмотрели эти картинки и сказали нам, что вы о них думаете, ладно?
– Что за дела, koresha? – отозвался я. – Какие еще новые bezumni идеи решили вы на мне отрабатывать? – На это оба смущенно заусмехались, а потом сели по обеим сторонам кровати и раскрыли книжку. На первой странице была фотография птичьего гнезда с яйцами.
– Ну? – проговорил один из докторов. – Птичье гнездо, – сказал я. – Полно яиц. Очень мило.
– И что бы вы хотели с ним сделать? – спросил другой.
– Ну, – говорю, – расквасить, естественно. Взять его да и шваркнуть об стену или об камень, а потом поглядеть, как там все яйца в лепешку будут.
– Неплохо, неплохо, – закивали оба и перевернули страницу. Открылась картинка с большой такой птицей, которая павлин называется, и хвост у него распущен, разноцветный такой, наглый донельзя. – Ну? – спрашивают.
– Я бы хотел, – говорю, – выдергать у него из хвоста все перья, чтобы он орал, как резаный. А то вон какой наглый, гад.
– Неплохо, – сказали они оба в один голос. – Неплохо, неплохо. – И давай листать страницы дальше. Где были на картинках симпатичные devotshki, я говорил, что хотел бы сделать им добрый старый sunn-vynn, а заодно и pomordovatt хорошенько. Попалась картинка, где человеку въехали сапогом в morder и в разные стороны брызжет кровь; я сказал, что хотел бы ему добавить. А еще была картинка, где nagoi друг нашего тюремного свища тащил в гору крест, и я сказал, что пошел бы следом с молотком и гвоздями. И снова: «Неплохо, неплохо». Я говорю; – К чему все это?
– Глубокая гипнопедия, – отвечает один (или какое-то словцо наподобие, точно не помню). – Похоже, вы выздоровели.
– Выздоровел? – возмутился я. – Валяюсь тут плашмя на койке, а вы говорите – выздоровел? Поцелуй меня в jamu, вот что, koresh!
– Подождите, – сказал его приятель. – Теперь уже недолго осталось.
Я ждал, бллин, а заодно поправлялся, а заодно уплетал за обе щеки всякие там яйца-шмяйца, тосты-шмосты, запивая их чаем с молоком, и вот настал день, когда мне сказали, что ко мне пришел очень-очень необыкновенный посетитель.
– Но кто? – допытывался я, пока поправляли белье на постели и причесывали мне grivu – повязку с головы уже сняли, и волосы начали отрастать.
– Увидите, увидите, – вот все, что мне отвечали. И я, наконец, увидел. В полтретьего дня палату заполонили фотографы и газетчики с блокнотами, карандашами и прочей murnioi. Они чуть ли не в трубы трубили, встречая великого и важного veka, который должен был посетить вашего скромного повествователя. Он пришел, и, конечно же, это оказался не кто иной, как министр нутряных, или внутряных, или каких еще там дел; он был одет по последней моде и вовсю поигрывал интонациями своего хорошо поставленного начальственного баса. Щелк, щелк, бац – ожили фотокамеры, как только он подал мне ruker поздороваться. Я говорю:
– Так-так-так-так. Что за дела, koresh, чего pripiorsia?
Похоже, никто меня толком не poni, но один говорит:
– Смотри, парень, не забывай, с кем говоришь, это министр!
– В гробу я видал, – чуть ли не гавкнул я ему в ответ, – и тебя, и твоего министра.
– Ну ладно, ладно, – торопливо вклинился внутряной. – Он говорит со мной как друг, верно, сынок?
– Ага, я всем друг, – отвечаю, – кроме тех, кому враг.
– А кому ты враг? – спросил министр, и все газетчики схватились за свои блокноты. – Скажи нам, мой мальчик.
– Моим врагам, – отвечаю, – всем тем, кто плохо себя ведет со мной.
– Что ж, – сказал Минвнудел, присаживаясь на край моей койки. – Мы, то есть все правительство, членом которого я являюсь, хотели бы, чтобы ты считал нас своими друзьями. Да-да, друзьями. Мы ведь помогли тебе, вылечили, правда же? Тебя поместили в лучшую клинику. Мы никогда тебе не желали зла, не то что некоторые другие, кто и желал, и воплощал это желание в реальных действиях. Я думаю, ты знаешь, о ком я говорю.
– Да-да-да-да, – продолжал он. – Есть люди, которые хотели бы использовать тебя, да-да, использовать в своих политических целях. Они были бы счастливы, да, счастливы, если бы ты умер, потому что думают, будто им удалось бы это свалить на правительство. Думаю, ты знаешь, кто эти люди.
– Есть такой человек, – после паузы вновь заговорил МВД, – некий Ф. Александр, сочинитель подрывной литературы, так вот он как раз и жаждал твоей крови. Прямо с ума сходил, до чего ему хотелось всадить тебе нож в спину. Но ты уже можешь не бояться. Мы его изолировали.
– Но мы с ним вроде как pokoreshaliss, – сказал я. – Он был мне как мать родная.
– Видишь ли, он узнал, что ты когда-то нехорошо поступил с ним. Во всяком случае, – сразу поправил сам себя МВД, – он думает, что узнал это. Он вбил себе в голову, что из-за тебя умер один очень близкий и дорогой ему человек.
– Вы это к тому, – проговорил я, – что ему рассказал кто-то?
– Просто он вбил это себе в голову, – сказал МВД. – Он стал опасен. Мы изолировали его для его же собственного блага. Ну и, – добавил он, – для твоего тоже.
– Спасибо, – сказал я. – Большое спасибо. – Когда тебя выпишут, – продолжал министр, – тебе ни о чем беспокоиться не придется. Мы все предусмотрели. У тебя будет хорошая работа и хорошая зарплата. Потому что ты нам помогаешь. – Разве? – удивился я.
– Мы ведь всегда помогаем своим друзьям, верно? – Тут он снова взял меня за руку, кто-то крикнул: «Улыбочку!», я, как bezumni, без единой мысли в bashke осклабился, и – щелк, бум, трах – заработали фоторепортеры, снимая меня с Минвнуделом в обнимку. – Молодец, – похвалил меня великий деятель. – Ты хороший парень. Вот, это тебе в подарок.
Подарок – сияющий полированный ящик – тут же внесли в дверь, и я сразу понял, что это такое. Стереоустановка. Ее поставили рядом с кроватью, соединили шнуры, и какой-то vek из свиты министра включил ее в розетку.
