Эвдор сразу куда-то исчез вместе со встречавшими его вельможами. Перекинулся парой слов с Аристидом и удалился. В тот день пираты его больше не видели. Дракил для затравки высказал предположение, что вожак, поди уже, неудобно ерзает на остром колу. Шутке посмеялись, а Аристид весело скалясь, хлопнул Дракила по плечу и сообщил, что он, критянин, дурак, и шутки у него дурацкие. Они вели себя, словно что-то знали такое, чего не знал Дракил. Ну, Пьяница может и был осведомлен больше других, но остальные-то откуда? Критянин, лелея перемену власти, держал ухо востро, но ни с кем, кроме как с Аристидом, Эвдор не шептался. Измучившись предположениями, Дракил напрямую спросил у Койона, куда подевался вожак. "Понятия не имею", – ответствовал Койон и глаза у него при этом были честные-честные. "Вегно, к бадшим дачадникаб побёг" – предположил Гундосый.
Флот Мономаха появился спустя день, после прибытия в Питану "Меланиппы". По такому случаю весь город бурно ликовал, славил Эргина, сам царь появился на пристани и лично приветствовал пиратского наварха. Эвдора на этом фоне забыли моментально.
Команда "Меланиппы" не скучала, отыскивала среди вновь прибывших многочисленных знакомцев и зависала с ними в портовых кабаках, хозяева которых по случаю снятия осады (хотя осаду, на самом деле, никто еще не снял) гостеприимно распахнули двери.
Эвдор появился под вечер. Плечи его покрывала синяя шерстяная хламида, в складках которой при ходьбе поблескивала позолоченной отделкой перевязь с мечом. Оба запястья украшали тяжелые золотые браслеты, а выбритую голову плотно обтягивал черный платок.
– Ты только погляди! – восхитился пьяный Койон так сильно, что не удержал равновесие, завалился назад и ткнулся затылком в пирата, сидящего на соседней лавке,
На него недовольно заворчали и бесцеремонно вернули в исходное состояние, отчего лоб пирата поздоровался со столешницей.
– Гудите? – поинтересовался вожак, – насилу вас нашел. Где Аристид? Опять по бабам побежал?
– Здесь собралось слишком много мужей, – раздался голос из-за соседнего стола, – я брезгую.
– Вот ты где, – Эвдор нашарил глазами товарища, – вставай, пошли, у нас дело есть. Надеюсь, ты еще в состоянии держаться на ногах?
– Ты говоришь обидно, Эвдор, ты же знаешь...
– Знаю-знаю. Пошли.
Эвдор вытащил из-под плаща увесистый кожаный мешочек, подбросил его, прикидывая вес и громогласно объявил:
– Братья! Боги благословили сегодняшний день! Выпейте за мое здоровье и мою удачу! Я угощаю! – с этими словами он высыпал содержимое на стол.
Новенькие тетрадрахмы заплясали по засаленным доскам.
Кабак взревел многоголосым хором.
– Да здравствует Эвдор!
– Славься, сильномогучий Эвдор!
– ...а это кто такой?
Когда они протолкались на улицу, Аристид поинтересовался:
– Я смотрю, ты внезапно разбогател? Откуда это все? Уж не царь ли одарил? Будто это ты привел шесть десятков кораблей, а не одну единственную утлую скорлупку.
– Царь – не царь. Не важно. Есть подле царя кое-какие уважаемые люди.
– Куда мы идем, да еще в такой спешке?
– В похожее заведение. "Сломанный трезубец". Там нас ждут. А спешка... Времени у нас мало, Аристид. Вот все наши пьют, ты пьешь, Полиад пьет, а Эргин с Угольком не пьют. Их шторм изрядно потрепал, но они своим людям передыху не дали. Царевы войска уже грузятся на корабли. Я думаю, сам царь со свитой в первых рядах. Может, отплыл уже.
– Куда?
– Не куда, а откуда. Город, вообще-то валом обнесен, за которым римляне сидят, если ты забыл.
– Ну и сидят. Вчера сидели, и завтра сидеть будут. Видать на драку у них кишка тонка. Куда спешить-то?
– Ты помнишь того "финикийца", из-за которого тебе пришлось искупаться? На нем ехал один храбрый римский трибун. Не припоминаешь? А куда он ехал? Ты уверен, что поутру горизонт не будет укрыт лукулловыми парусами? "Финикийца" мы упустили. Доплыл трибун до берега или нет, не важно, люди-то его добрались, куда направлялись.
– Значит надо и нам рвать когти, зачем же ты меня тащишь в какой-то кабак?
– Затем, мой друг, Эномай, что я не киник и бочкой не удовольствуюсь[50]. Много мы навоюем на "Меланиппе"?
– За царя? Немного.
– Да хоть и за себя. Да, немного.
– Что, есть варианты? – оживился Аристид.
– Есть, пьянчуга, есть.
Этим "вариантом" оказалась гемиолия с именем, милым всякому Псу – "Актеон"[51]. Командовал и владел ею некий Менесфей, прозванный Златоустом, а правой рукой при нем состоял его двоюродный брат Идай. Братья были пиратами из бедных и кормились объедками от стола Мономаха. Оба славились невероятной драчливостью и фатальной невезучестью. Рыскали по морю бездумно, кидались без разбору на кого попало. Что ни бой, то треть команды в покойниках. Когда Псы подметили данную закономерность, число желающих наняться к братьям резко поубавилось. В результате их корабль, "Актеон", шестидесятивесельная гемиолия, обеспечивался гребцами, хорошо если наполовину. А для палубной драки народу совсем недоставало. Вот братья и прозябали на подхвате у Эргина.
Многих удивляло то, что при таком раскладе Мономах или кто другой не присвоят себе замечательное, добротное судно, каковым являлся "Актеон" – недешевая собственность, явно не по удаче братьев. Объяснением служила крайняя агрессивность Менесфея с Идаем. Оба брата прекрасно владели оружием, вокруг них сплотилась горстка сторонников, им под стать, связываться с которой, несмотря на ее малочисленность, не рисковал никто. Не жаждали Псы приобрести корабль ценой пирровой победы.
"Актеон" был построен три года назад пиратом Гликоном. Вернее, "построен пиратом" – слишком сильно сказано. Строился-то он на галикарнасских верфях совсем не для пиратских нужд. Заложили его, как триеру, а Гликон, в море пират, а в городе – уважаемый всеми состоятельный гражданин из известного рода, сразу же положил на него глаз. Со всеми городскими "отцами" он в дружбе. Одному подарок, другому... И на триере исчезает верхний ряд весел, средний ряд укорачивается наполовину. Вот и нет никакой триеры. А это не гемиолия часом, столь любимая алифорами, на верфи стоит? Где? Эта что-ли? Да нет, окститесь, граждане, это просто триера недостроенная. Так на воду и спустили недостроенную триеру, а потом она вообще куда-то исчезла. Corruptio, как говорят римляне.
Собственно, не первый случай. Вообще, немалая часть пиратского флота из века в век строилась подобным образом. Своих верфей у разбойных немного, а корабли новые нужны постоянно. На крутобоком паруснике или моноксиле-однодревке много не награбишь. Чтобы гоняться за купцами, часто нужен многовесельный корабль с немалой командой. Причем триера для такого дела избыточна. Триеры себе могут позволить большие вожди. Те же, кто еще не дорос до власти над целым флотом, довольствовались гребными судами помельче.
