не менее, налив и мне и себе чаю, пацан уселся на диван. Открыл «Меморандум» и принялся читать. Причем, похоже, не пропускал, в отличие от меня, ни строчки. При этом читал быстро, страницы так и мелькали. Немного задержался на листочке с цветной диаграммой и таблицей. Закончив чтение, аккуратно сложил листки, уровнял ладонями и сложил в папку.
— Ну что скажешь? — спросил я его.
— Тот, кто написал это, многое о нас знает.
— Но не все?
— Всего не знает никто.
— Это понятно… Ты можешь мне вот что рассказать, Сева… Как это вы узнали, ну что не такие как все?.. Ощущения, может, какие-то необычные?
— Я не могу рассказать за других. Только — о себе.
— Ну о себе хотя бы…
— Знаете, есть такие кубики детские, но не с буквами, а с частями одной большой картинки, причем — на каждой грани части разной картинки. Соответственно, можно сложить и так и эдак. Так вот я еще читать не умел, но уже видел эти кубики. Только их много-много, не сосчитать. И картинки такие ну неземные, что ли… Иногда — это пейзажи, живые, как в кино, только лучше — со звуками и даже с запахами. А иногда — формулы, формулы, формулы… Чем старше я становился, тем легче мне было отыскивать нужные кубики, чтобы правильно сложить их. А теперь мне достаточно лишь пожелать и они сами собой складываются… В общем, я могу получить ответы на очень многие вопросы, беда только в том, что другим я далеко не все могу объяснить… Вот вы вчера спросили про то, куда такие как мы уходят, я объяснил, как мог, а истина-то гораздо сложнее.
— Спасибо и на этом.
— Я это еще почему говорю? — продолжал Перфильев-младший. — У других парней примерно такая же история… Ну то что вы видите — это же лишь верхушка айсберга, то немногое, что мы можем показать или сделать… Так что если есть соблазн использовать нас в каких-то своих, простите, взрослых целях, то хочу сразу сказать, ничего хорошего не получится.
Вот тебе, Граф, и спасение России руками мутантов.
— Да никто и не собирается вас использовать, — сказал я. — Во всяком случае, не я. Мне лишь хочется вас защитить, сберечь во время перемен, которые неизбежно настанут, но если всё в руках или что там у нее, у эволюции, то куда мне…
— Вы можете очень многое. Без вас нам не совершить переход на следующий этап.
— А можно у тебя еще спросить?
— Да, конечно.
— Ты ведь появился здесь не только потому, что с новыми одноклассниками не ужился?
— Не только, — кивнул Севка. — Я должен быть рядом с остальными.
— Потому что ты — синий?
— Синий?
Я сходил в спальню и принес «песчанку».
— Знаешь, что это такое?
— Счетчик переменно-скользящей частоты, — сказал Перфильев-младший.
— Тебя когда-нибудь им тестировали?
— Нет, я даже не знал, что ПСЧ уже создан.
— Приятно слышать, что ты чего-то не знаешь, — пробормотал я, поднося жало «песчанки» к руке пацана.
Металлическое жало полыхнуло ярко-синим, переходящем в белый. Ого, куда ярче, чем при первом тестировании.
— Теперь ты понимаешь, что я имел в виду?
— Да, — сказал Севка. — Синий сегмент диаграммы процентного соотношения между различными подвидами расы гомо сапиенс сапиенс.
— Выходит, ты пришел не просто для того, чтобы быть рядом с прежними друзьями. Ты пришел за ними. Да?
Перфильев-младший смотрел на меня без всякого выражения на лице. И этот его безразличный взгляд был красноречивее любого ответа. И все же он ответил.
— Если вы встретите в лесу заблудившихся детей, неужели вы не возьмете их за руку и не выведите в безопасное место?
— То есть, ты взрослый, а они — малыши?
— Не они.
— А кто же?
И опять этот взгляд, содержащий куда более полный ответ, нежели любые слова. Я понял его так, что малыши в данном случае те, кто полагают себя взрослыми.
— Люди, составляющие шестьдесят процентов на диаграмме, либо довольны тем, что у них уже есть, либо прилагают усилия, чтобы получить то, чего им не хватает, — принялся объяснять маленький сверхчеловек. — Старый Мир их вполне устраивает. Они верят только в то, что можно съесть, выпить или потрогать. Людей, которых всего двадцать процентов, наоборот не устраивает доступное, они стремятся создать образ Нового Мира, которого раньше не существовало — и мир этот сквозит в написанных ими книгах, картинах, музыке, в научных открытиях и необыкновенных изобретениях. Десять процентов на диаграмме — это люди, которым мало даже этого. Они открывают пути, которые прежде и представить было нельзя, пути, ведущие в Новый Мир. Из оставшихся — восемь процентов людей способны этими путями пройти, а два — те, кто их проводит по ним. Таким образом Новый Мир начинает заселяться. Процесс этот будет долгим, покуда все человечество не обретет его.
— Звучит, как религиозная проповедь, — проговорил я.
— Нет, это не религия, — возразил пацан. — То, о чем я говорю, вполне реально.
— И что, это Новый Мир можно увидеть? — спросил я. — Не в книжках о нем прочитать, не в кино посмотреть, а вот как раз — пощупать и понюхать?
Я думал, что собеседник начнет как-то выкручиваться, ссылаться на то, что морально я не готов к Новому Миру, что должен достичь нирваны или чего-нибудь подобного, но Севка просто сказал:
— Можно, хотя и не надолго.
— И ты можешь мне устроить экскурсию туда?
— Для вас — могу!
— А-а, ну да, небольшое внушение и я смогу увидеть все, что угодно.
— Нет. Зачем же! Все по-настоящему.
— Ну и когда отправляемся?
— Сегодня на рассвете.
— Спасибо, дружище! Шутку я оценил?
Перфильев-младший посмотрел на меня с изумлением.
— Я не шучу, — сказал он. — Только нужно одеться потеплее.
— Ладно. Тогда тем более пора на боковую.
Пусть паренек позабавится. Прокатимся с утра, а потом — в школу. Я завалился спать, сразу забыв о приглашении взглянуть на Новый Мир, и потому был очень удивлен, когда Севка меня разбудил ни свет, ни заря. Я зажег ночник и глянул на часы «Слава», которые носил до сих пор, — четыре утра. Можно было часика три, с чистой совестью,
