— Ребенок от Ладиславы, — уточнил дотошный Ирландец. — Что ж, неплохо. Жаль, конечно…
— Хуже другое — если мы не отыщем друида.
— Отыщем, — уверил Никифор. — Обязательно отыщем, князь. Иначе зачем мы сюда явились?
— А уж когда отыщем… — Князь мечтательно посмотрел вверх, на полог шатра. — В конце концов, как говаривала когда-то ирландская колдунья Магн дуль Бресал, только я могу остановить черное дело друида. Именно так толкуют древние предания, к сожалению, незаписанные.
— Да, хранители законов и древних знаний — брегоны — не любят написанных слов. Буква убивает душу.
— Жуткое суеверие, — подтвердил Никифор, когда-то получивший образование в одном из монастырей Зеленого Эйрина. — Но чрезвычайно живучее. А в каком именно предании сказано о тебе, князь? Может быть, в том, где повествуется о Динн Ригг? Или о кровожадных фоморах? Или же о племенах богини Дану, что вышли из пены моря?
— Если честно, не ведаю, — глухо отозвался князь. — Со слов Магн знаю только, что есть такое.
— Дай Бог, оно исполнится, — набожно перекрестился Никифор.
Скафа «Гонец Гнева» представляла собой образец того распространенного типа «круглых» торговых судов, что так любили купцы за емкость трюмов, надежность и неприхотливость в обслуживании, — скафа, в отличие от дромонов и га-лей, не несла весла, а следовательно, и не нуждалась в гребцах — лишних ртах и обузе. Высокая мачта из крепкого ясеня, косой парус, позволявший лавировать против ветра, четыре якоря, кухня в носу, а в закругленной корме — каюты шкипера и пассажиров. И самое главное, трюмы — вместительные, закрытые от любой непогоды. Много чего можно привезти в таких трюмах — да хоть самого дьявола! Правда, качало судно изрядно, да и скорость была так себе — не сравниться с дромоном. Ну, тут уж выбирать — либо скорость, либо вместительность. «Гонец Гнева» не считался большим кораблем, скорее, относился к весьма многочисленному классу средних — с осадкой в три локтя и командой из десяти человек, включая шкипера. Десяток матросов вполне справлялся с управлением и обслуживанием судна. Правда, можно было бы и сказать несколько иначе — едва-едва справлялся. Что ж, на купеческом корабле никогда не держали излишних ртов. Даже воинов, опасаясь эвксинских пиратов, нанимали только до Гераклеи, а отдельные смельчаки — вообще только до Сипопа. Как, на свою голову, поступил и Никифор Амартис, так звали теперь скромного инока, вместе с компаньонами — варягом Хаки и танаисцем Конхом.
Они заметили сторожевой дромон сразу же, как только вынырнули из пролива. Узкое хищное тело военного судна быстро приближалось, уже были хорошо видны изящный, выскакивавший из волн таран и стройные ряды весел. Хельги велел спустить парус. Матросы — воины младшей дружины, — надо сказать, сделали это весьма умело, не зря неустанно тренировались под руководством строгого десятника Творимира.
Миг — и вот уже в борт скафы требовательно ткнулась разъездная шлюпка дромона. Сам боевой корабль покачивался на волнах совсем рядом. Узкий, вытянутый в длину корпус и хищные носовые обводы придавали судну чрезвычайно авторитетный и угрожающий вид, усугубленный установленными на носовой площадке стрелометом, баллистой и какой-то длинной трубой. Стоявшие у бортов дромона воины время от времени кидали на трубу благоговейно-горделивые взгляды.
«Метатель греческого огня», — догадался Твор, вспомнив рассказы Вятши.
На палубу скафы между тем поднялась целая делегация из пяти человек — важный багроволицый толстяк в богатом, надетом поверх туники таларе и мантии из плотной, расшитой золотыми картинками ткани, двое кудрявых мужчин помоложе и пара воинов в блестящих на солнце панцирях с короткими мечами.
Все трое — «хозяин» скафы Нйкифор и его «компаньоны» — низко поклонились.
— Таможенный чиновник Мелезий, — надменно представился толстяк. — Откуда, куда и зачем следуете?
Еще раз поклонившись, Нйкифор принялся запутанно объяснять, как почти у самой Гераклеи на них напали пираты — едва удалось унести ноги. Как потом в тумане чуть было не напоролись на многочисленные моноксилы русов, как…
— Довольно. — Махнув рукой, чиновник прервал излияния Никифора. — Я лично осмотрю корабль. Вели своим матросам открыть трюмы.
Досмотр занял немного времени. Таможенник и приказчики сноровисто описали товар — зерно в пузатых глиняных амфорах — и, назвав требующуюся к уплате сумму, оказавшуюся не такой уж и большой, вновь вышли на палубу.
— Вообще-то надо бы отогнать корабль на карантин, куда-нибудь в Никею, — вытерев со лба выступивший от жары пот, лениво заявил вдруг чиновник. — Ничего не поделаешь, такие уж правила.
Хельги незаметно ткнул Никифора кулаком в бок. Тот улыбнулся и, вытащив из-за спины пару собольих шкурок, протянул их таможеннику.
— Возьми, уважаемый господин, в знак самого искреннего признания заслуг таможни.
Ничуть не чинясь, чиновник взял шкурки, тщательно осмотрел каждую, подул на мех от хвоста к голове и, видимо оставшись вполне удовлетворенным, передал их одному из кудрявых приказчиков, строго предупредив:
— Смотри не замочи!
— Как можно, мой господин!
Вся компания, не прощаясь, полезла обратно в шлюпку, оставив «хозяина» и «компаньонов» в некотором недоумении.
— Эй, уважаемый, — наконец не выдержал Никифор. Поудобней устроившись в лодке, таможенник оглянулся:
— А, совсем про вас позабыл… Следуйте за дромоном в гавань Феодосия.
Вспенив воду взмахом левых весел — красиво, ничего не скажешь! — дромон развернулся на месте и направился к берегу, словно бы снисходительно дожидаясь медлительную скафу.
Гавань Феодосия, довольно-таки уютная и под завязку заполненная судами, находилась за небольшим полуостровом, примыкавшим непосредственно к городским стенам. На полуострове располагались какие-то приземистые здания, сложённые из мягкого серого камня, видимо, торговые склады. От городских ворот к складам вела мощеная дорога, по которой в обе стороны двигались запряженные волами повозки с тюками. Тут же, у причалов, ошивались и мелкие торговцы: водоносы, лепешечники, рыбники и продавцы совсем уж дешевых «девочек», самая молодая из которых, судя по изможденному виду, разменяла не иначе как пятый десяток. Хельги машинально попятился, когда подобная гетера вдруг протянула к нему дрожащие узловатые руки.
— Давай погадаю, красавчик.
— Да я и сам гадальщик хоть куда, — усмехнулся князь — «торговый компаньон Хаки Сурожец».
Едва «Гонец Гнева» пришвартовался у причала, вся троица — Хельги, Никифор и Конхобар Ирландец, — оставив судно под присмотром десятника Творимира, поспешно направилась в город — нужно было успеть как можно скорее, желательно до наступления ночи, отыскать постоялый двор Филофея Мамоны. Жаль, не догадались спросить о том у таможенника. Исправляя эту ошибку, все трое теперь старательно наводили справки у каждого встречного-поперечного. И пока безуспешно, что, вообще-то, было вполне объяснимо — порт все-таки, полно чужестранцев.
