Били «самозванца» долго и вдумчиво, обобрав напоследок и бросив в корчме. Только не нашли зашитое в штанине кольцо — удалось продать его и двинуться обратно в Польшу — поднимать восстание в одиночку Алексей Григорьевич счел делом крайне неразумным. Да и какой он «царь» — ни одежды достойной, ни оружия нормального — одна сабля из плохого железа в потрепанных ножнах, ни отряда из верных людишек, да и подложных манифестов не осталось.
— Какая же Катька сука, стерва. Продала меня с потрохами Ивашке, его людишки по пятам за мной идут. И что делать прикажите? Надо валить из Польши, но куда?
Вопрос завис в воздухе. Алехан допил пойло и задумался — денег нет, в кармане пара медяков на кусок хлеба. Добраться до Лейпцига и попросить золота у младшего брата — старший Иван не даст, хотя привез из России золотом и бриллиантами на триста тысяч талеров.
Потребует написать покаянное письмо Ивашке, но это не спасет. Да и Като найдет способ его извести — такой свидетель, как он, для нее опасен, а в Голштинии бывшая императрица власть имеет. Сейчас не в силах — а желающих за талеры ему кинжал в спину ткнуть завсегда найдется с избытком по нынешним временам.
Обратится снова к королю Стаху?!
Позорище выйдет немалое, уже был разок просителем. Орлов лихорадочно прокручивал приходившие в голову варианты, отсеивая их один за другим за непригодностью.
Попробовать снова поднять Смуту, объявить крестьянам, что «добрый царь» дает им «землю и волю»?!
Проходили — ребра до сих пор болят!
Бежать на Дон или Яик к казакам?!
Ивашка им много льгот дал, вместо того чтоб кнутом начать сечь. Так что старшина его выдаст сразу, закуют в железо и отвезут.
С запорожскими казаками снова связаться?
Та же песня, только с плясками — если не забьют, то выдадут. В лучшем случае прогонят, а могут и крымским татарам продать.
Во Францию податься, а оттуда в Новый Свет?
Бежать к хану или султану?!
Дикое предположение — только от безысходности. Жаль, что война закончилась — в наемники бы подался. А так в офицеры не выйти — за красивые глаза патенты не дают, а стоит свое имя раскрыть, так людишки из Тайной экспедиции сразу приедут.
Куда не кинь — везде клин!
— Давай налью кружечку, паря. Вижу, что ты сидишь и грустишь. И я, паря, тоже маюсь…
Орлов поднял глаза — напротив него уселся молодой, его ровесник, чернобородый детинушка, по ухваткам явно из донских казаков — речь у него правильная, без словечек малороссийских.
Кафтан изодранный, в пятнах, рука правая к поясу пальцами прицепилась — к рубке привычный, вот только сабли казачьей нет. Да оно и понятно — ляхи казаков не жалуют, бьют лютым боем одиночек, но связываться с отрядами донцов, что снуют по их землям в поисках староверов или русских беглецов, не желают.
А это казак, видимо, дезертир — многие донцы бежали из Кенигсберга, ставшего русским владением, не в силах нести там службу. А оттуда до Гродно рукой подать.
— Выпьем, паря!
Перед Алеханом появилась большая кружка того самого мерзкого пойла. Казак отхлебнул из своей, и наклонился, желая что то сказать ему — в корчме гвалт стоял неимоверный. Алехан стал пить бурду, и тут казак негромко произнес:
— А ты знаешь, паря, я ведь есть чудом спасшийся государь ампиратор Петр Федорович!
Глава 3
Ораниенбаум
Иоанн Антонович
полдень 20 октября 1765 года
— История резко изменилась, вот только в какую сторону ее занесет от моих выкрутасов? Даже предположить ничего не могу, однако различия уже конкретные, исправить ничего нельзя.
Иван Антонович прошелся по кабинету, постоял у окна — капли дождя барабанили по стеклу. Уныла пора, наводящая тоску. Молодой человек вернулся к столу, уселся в кресло и принялся рассматривать бумаги, предаваясь размышлениям — одно другому не мешало.
«Раздел Польши будет проведен следующим летом сразу и беспощадно. Меня уже не интересует, что будут делать пруссаки и австрийцы — сразу проглотят огромный комок всего Королевства Польского или будут рвать его окровавленными кусками какое-то время.
Я отдал на словах «кузену Фрицу» и «сестре Марии-Терезии» всю этническую Польшу до так называемой в будущем «Линии Керзона». И обещал им клятвенно, что не присоединю к себе части, что в 1939 году, назывались Западной Украиной и Белоруссией.
И вот смех — слово свое сдержу!
Вводить в состав империи совершенно чуждый ей по языку, культуре, истории и религии элемент есть немыслимая дурость. Это же гремучая смесь ляхов, литвинов, евреев, белорусов, малороссов, галичан, великороссов, русинов и жмуди с казаками и литовскими татарами в придачу. А по религии вообще кошмар, там сам черт от тоски взвоет — католики и иудеи, униаты и мусульмане, православные и лютеране, греко-католики и староверы, сектанты и язычники. Причем, ни одна народность, и ни одна религия даже половины не имеет, в лучшем случае треть.
Оно мне надо?!
А потому займем только территории, что в реальной истории по второму разделу заняла Екатерина. И останется там главный элемент из будущих русских, украинцев и белорусов, исключительно православных по составу. А жертвы… Да, но без них не обойтись — если не сбегут, то их истребят поголовно, таковы реалии жестокого времени.
А я буду спокойно взирать на это дело?!
Будешь, потому что иного у тебя не остается! Если корона устойчива, то под ней всегда кровь. Мне соотечественников жалко, которых помещики мордуют — и чтобы избавить их от такой доли, надо пролить чуждую кровь. А иначе… Придется проливать свою!
Так что на этой территории появятся два государства, что предстанут в роли «буферов». Первое будет «старым» — возрожденным в своей «независимости» Великим княжеством Литовским и Русским. Князя им подберу соответствующего. Смесь там будет еще та — жмудины, литвины, евреи и немного ляхов с татарами — почти все католики, а уж во враждебности их к прусской короне я позабочусь. Хороший «буфер» выйдет, почти европейский, и, безусловно, со временем станет лояльным к империи.
Зато второй… Даже представить страшно, что там произойдет. Слово горестнее смерти. Колиивщина!»
Иван Антонович передернул плечами. Эти события должны начаться в 1768 году, но теперь произойдут в 1766 году, в период «раздела» Речи Посполитой, что состоится тоже на шесть лет раньше — уж больно пруссаки нетерпеливы, торопится Фридрих, желает свое урвать.
Повод для нападения с трех сторон убийственный — защита прав «диссидентов» будет совершена не уговорами, а сразу же силой оружия. Королю Станиславу и его панам лучше поднять руки сразу — за них никто не вступится. Англия враждует с французами, так что обе страны связаны по рукам, и никто помешать одному-единственному, но чисто «конкретному» дележу Польши не сможет. И правильно — чего растягивать обед на три персоны и подавать блюда через двадцать лет.
«Колиивщина! Не хотелось бы, но иного выбора нет!
Гайдамаки сорвутся, начнут резню поляков и евреев — это у них в крови. К ним присоединятся запорожцы, возможно и крымские татары. В последнем случае выйдет все как нельзя лучше. Ударим хану в спину и закроем вход в Крым. Ворвемся на полуостров и присоединим его к России, наплевав на возможные риски.
Сами начнем войну, первыми и раньше срока!
Но это плохой вариант — а потому крымским татарам лучше не дергаться. Может калмыков на ногаев отправить?
На Кубань!
Чтоб у крымского хана помощи попросили, а мы «отмажемся». Типа не причем — калмыки сами полезли, без царского дозволения — ух какие они нехорошие. Пусть ногаев пограбят — тогда в Туркестан не уйдут, им понравится. Да и ногаев из Заволжья нано выдавить — зря им Анна Иоанновна там кочевать позволила. За Яик, на Бухарскую сторону!
Тогда все складывается чудесно — на два года войну с турками отстрочим, этого хватит, чтобы флот в порядок привести и новые корабли в строй вступят. И с англичанами дела уладить, волонтеров в команды принять — островитяне умелые моряки. С португальцами и испанцами вопросы решить — союзниками летом станут — браки на то и существуют».
