потом махнул рукой. — Разрешаю, Реутов. Одна нога — тут. Вторая — здесь.
Больших усилий мне стоило промолчать про его эти «тут» и «здесь». По крайней мере, вполне понятно, почему он в свои годы — сержант…
— Моргнуть не успеете. — Заверил я Панасыча, а потом бегом помчался в столовую, которая находилась неподалёку.
Зеркало увидел сразу. Оно лежало на полу, рядом с крючками, на которые мы вешали одежду. Я схватил «прелесть» Бернеса и, крутнувшись на месте, рванул обратно. Почти даже успешно рванул…
— Эй! Ты слепой⁈ Аккуратнее! Придурок!
Ясен пень, глаз на жопе у меня нет, поэтому и не заметил, как в дверях появился парень лет двадцати пяти. Следом за ним шли еще трое.
По итогу получилось так. Я, развернувшись, чтоб выскочить из помещения, и попутно рассматривая зеркало, которое вертел в руках, со всей дури вхерачился башкой незнакомцу прямо в подбородок.
— Извини. — Посмотрел на него, потер место удара, пожал плечами и хотел протиснуться в коридор. Ситуация это совершенно случайная. Вообще не вижу проблемы в том, что произошло.
— Извини⁈ Ты мне чуть челюсть своей башкой не сломал! — Этот идиот схватил меня за плечо, со всей силы сжимая пальцы. — А что у тебя? А?
Он вдруг протянул вторую руку, собираясь вырвать зеркальце Бернеса. Я шустро убрал свою конечность за спину. Если всякие дебилы будут хватать вещь Марка, из-за которой он в Голлума превращается, то мне такими темпами лидерства среди детдомовцев не видать.
Да и вообще…Рожа у товарища, с которым столкнулись, была слишком бесячья. Я, конечно, после встречи с директором школы, выводы некоторые сделал. Не дурак. Но именно этот, конкретный тип, с зализанными назад волосами, наверняка из числа тех самых курсантов, которые, по утверждению Клячина, лучшие из лучших. Иначе у него бы не было настолько мудаческого выражения лица.
— Откуда у тебя эта дорогая вещица? — Придурок еще сильнее сжал мое плечо. — Украл, поди?
— Виктор, перестань. — Один из его товарищей, которые, кстати, из-за наших разборок не могли пройти, попытался напомаженного хлыща образумить. — Почему сразу украл? Отпусти ты его.
— Да куда там… — Засмеялся еще один курсант. — Товарищ сержант решил показать свою значимость… Ты его теперь с места не сдвинешь. Слышишь, Цыганков, отпусти пацана.
— Да он же из этих… Из беспризорников. Конечно, своровал. На рожу глянь его. Так и думает, чего бы еще украсть. Вы карманы проверьте, парни. А ну, признавайся! — Придурок с фамилией Цыганков тряхнул меня за плечо и попытался вытащить из-за спины мою руку, в которой было зеркальце Бернеса.
— Ну, млять… Не обессудь…– Тихо высказался я, чувствуя, как начинаю звереть.
В конце концов, раскорячившийся передо мной тип — не преподаватель, не директор и даже, наверное, не полноценный чекист, раз его при звании отправили учиться. Лучшие из лучших, говорите…
Цыганков, в силу тупости, которая у него явно имеется, моей злости не заметил. Он как раз снова попытался отобрать зеркало. Я начал приседать, он, что вполне логично, начал машинально наклоняться, продолжая тянуть руку к блестящему футляру.
Это был тот самый, идеально подходящий момент, который мне нужен. Я просто резко встал в полный рост. Ну как просто… Ясное дело, случайности не случайны и в данном случае это — неплохой стратегический ход, чтоб всякое мудачье немного прижало свою задницу. Естественно, по всем законам логики, после столь неожиданного для соперника пердимонокля, я втемяшился лбом прямо в нос Цыганкова. Ну а что? Это у нас с Реутовым мышцы слабые. Пока слабые…А мозги — очень даже сильные. Уж что-то, а как «невзначай» вывести такого идиота из строя, я прекрасно знаю.
— А-а-а-а-а! Сука! — Выругался Цыганков.
Ему пришлось отпустить мое плечо, чтоб ухватиться за свой собственный нос, из которого, вот незадача, хлынула кровь.
— Упс… — Я улыбнулся и пожал плечами.
Просто не мог не прокомментировать. А словечко это безопасное. Его в 1938 году не знают, конечно, однако и подозрительным оно не выглядит.
— Твою мать! Что за едрёна-Матрёна у вас тут происходит⁈ — Раздался за спинами товарищей Цыганкова злой голос Шипко. Видимо, его внимание привлекла бестолковщина, которая происходила на пороге столовой. — Реутов! Ты, мляха-муха, чего тут устроил⁈
Панасыч растолкал парней и замер, переводя ошалевший взгляд с меня на Цыганкова, а потом обратно на меня.
— Это как? Это ты? — Спросил, наконец, Шипко. Он не уточнил, что именно я, но тут, пожалуй, и без подробностей все ясно.
Панасычу, кстати, пришлось значительно повысить голос, потому что «лучший из лучших» продолжал тихо материться и слегка подвывать, при этом пытаясь зажать нос пальцами. Выходило у него забавно. С французским «пронансом».
— Никак нет, товарищ сержант государственной безопасности! — Я моментально вытянулся в струнку, уставившись на Шипко искренним, честным взглядом. — Вот, человек тут… не удержал равновесие и ударился о мою голову носом. Случайно получилось. Извините, я не специально, честное слово!
Естественно, «извините» предназначалось Панасычу, а никак не Цыганкову.
— Он кинулся в драку…– пробубнил зажимавший нос придурок. — Я требую разобраться с инцендентом.
Однако, его категорическое заявление, высказанное не менее категорическим тоном, вызвало смех парней, которые оказались свидетелями нашей стычки.
— Да ладно тебе, Витя! Чего ты заливаешь⁈ — Вмешался один из них. — Говорили тебе, отстань от парня, а ты все своё хотел доказать. Товарищ сержант государственной безопасности, ваш воспитанник сказал правду. Все вышло случайно.
Шипко молча кивнул моему защитнику. Подозреваю, у Панасыча просто не было цензурных слов. А затем, одним весьма ощутимым тычком сержант госбезопасности выпихнул меня в коридор. Аж между лопаток, куда шмякнулась его ладонь, что-то хрустнуло.
— Ну, Реутов… Ну, едрить твою мать в душу… Из всех самых хреновых вариантов ты умудрился вляпаться в самый хреновый… — Громким шепотом прошипел Панасыч, рождая в моей душе смутное подозрение, что я опять где-то немножко просчитался.
Глава 18
В которой я снова вижу сны, но это путает меня еще больше
Я сижу в темноте и мне страшно. Очень страшно. Умом я понимаю, что темноты на самом деле нет. Она присутствует только здесь, в этом старом комоде.
Сквозь замочную скважину пробивается тусклый свет. Там, за пределами комода, — день. Вечер еще не наступил. Наверное…Но мне не выбраться самому на свободу. Мамы нет. Ее забрали двое мужчин. Ключ остался у
