контроль территории!
В пустой церкви на удивление было не гулко. Тихо, пусто, никак. Даже жути заброшенного храма не почувствовал. Боги ушли отсюда так давно, что даже духу их здесь не осталось. Немного пустых ящиков, пара покрышек, чуток мусора, и всё на этом. Ни витражей многоцветных, ни иных намёков на атрибуты культового сооружения. Пустой склад и точка.
— Локи, ты это видишь⁈
— Вижу, вон там лестница ведет на башню. Смотри не свались, а то придётся нового ярла выбирать.
— Я аккуратно! — И щеночек поскакал изучать богатство, в которое он еще не поверил. А дело не в вере, я в курсе, что передача московской недвижимости новообразованному клубу уже почти оформлена. И в клубе на данный момент числится всего одна штатная единица — руководитель клуба, то есть я. Зато недвижимости — объект номер такой-то, состоящий из четырёх зданий с нулевой остаточной стоимостью, находящийся по такому-то адресу. Тип зданий — капитальные, тип ограды — капитальная, тип руководителя — скользкий жадный временами порывистый до сильного. На этом инвентаризационная опись заканчивается.
В лесу раздавался топор дровосека. А если честно — Ярл воевал с досками, которые стали последней преградой между ним и лестницей. Надолго гнилых досок не хватило, пара минут, и ухающий по-бабуиньи Павел вознёсся в неведомую высь.
— Э-ге-гей! Ты там еще живой⁈
— Нормально! Есть проход!
Всё-таки я старый, иначе бы непременно полез на бывшую колокольню. А так, чего я там не видел? Мусор под ногами, мусор на ступенях, гнилые доски на площадке, а сразу за ними желтеющая пойма речки Городни и олово Цареборисовского пруда. Грустно, я один помню его первоначальное название. Словно не из будущего провалился сюда, а из прошлого. В этом веке в этой стране народ не знает своей истории. Кто не задумывается, кто верит накрученному вранью, кто просто не может пробиться сквозь слои дезинформации, хотя нутром чует лжу.
— Чего, уже уезжаем?
— Да, надо к участковому заехать познакомиться.
— Что, прямо с пушкой и поедешь?
Он солидно не стал интересоваться оружием, когда я его применил, даже вежливо отвёл глаза в сторону, словно мог увидеть что-то неприличное. Вернее, неположенное его взору. И было заметно, что Павлу понравилось мой доверие. Ствол у твоего приятеля — сейчас это серьезная тайна. Чувство прикосновения к чужому сокровенному даёт надежду, что ближний твой доверяет. А доверие люди ценят, оно и просто приятно, и может быть конвертировано во что-то реальное. Хоть в пользу от сотрудничества, хоть в тридцать серебряников. А что, тот шекель, которыми Иуда брал за информацию о месте дислокации своего наставника, весил четырнадцать грамм. Тридцать монет весят четыреста двадцать граммов — нормальная цена. За меня, понятное дело, сейчас дали бы больше, если бы я мух ловил. Так что будь аккуратнее, дорогой Жорж.
— Я не буду перед его носом махать стволом, я просто покажу письмо из райкома комсомола, свои документы, расскажу про перспективы развития объекта. Тебя вот ему покажу, чтоб знал главного в клубе. Ну и чтоб дядька не шарахался по любому сигналу. Ой, у них поножовщина там, ох, они стенка на стенку бьются! Кто-то стуканет, а ему реагировать.
— Думаешь?
— Да вас просто сейчас запусти на территорию, и уже такой шум и крик начнется, что прямо караул. Вы ж оглашенные. Один захочет испытать ворота тараном, второй с башни начнет смолу лить на осаждающих. Воображаемую смолу на воображающих врагов. Но травмы будут совершенно реальные.
— У кого?
— Или у этого, который свалится, или у того, на кого он перила уронит. Там на площадке перила еще остались?
— Частично.
— Вот я и говорю — полетят доски и кирпичи точнёхонько на твоих орлов.
— Чёрт, ты так рассказываешь, что вся романтика медным тазом накрывается.
— А ты думал, тебе здесь мёдом намазано? Или я шутил про человеческие жертвоприношения? Смотри, возьмет этот замок себе виру кровью, если вы не поладите сразу.
— Типун тебе на язык! Ты сейчас кто, Локи или Милославский?
— Милославский. Но Локи сейчас сказал бы тоже самое. В смысле, назвался бы мной. И не смей креститься, враз руку отрежу! — Шутка, у советской молодежи такой рефлекс отсутствует напрочь.
— Жорж, а вот еще вопрос: историко-патриотический клуб, говоришь. С первой частью всё ясно без базара. А каким боком тут патриотизм? Мы ж это, викинги мы, скандинавы типа.
— Это не я тебе, это ты мне расскажешь. И мне, и проверяющим из Комитета комсомола, а то и Партии. Чётко расскажешь, убедительно. Чтоб вас отсюда не попёрли. Сечёшь фишку?
— Да. Можно сказать, что Русь пошла от Рюрика, что взаимопроникновение культур, технологии, Царьград вместе брали…
— Вот и думай заранее, а не когда тебя на ковёр дернут.
— Меня? За что?
— Для профилактики, Ярл. Чтоб помнил — и повыше ярла есть люди.
— И боги.
— Ну и боги. Кстати, над богами тоже стоят начальники, старшие боги, над ними главные, еще выше демиурги…
Очень удачно вышло, участкового мы застали в его кабинете. Впрочем, майор предпенсионного возраста с солидным грузом ответственности, напиравшим на пуговицы кителя, не выглядел тем, кто постоянно скачет по своей территории. Такие матерые и так знают, что где творится на их земле. По календарику прикидывают сроки аванса или получки и прогнозируют локальные конфликты промеж затуманенного алкоголем контингента — по таким-то числам у него драки. А за три дня до получки, когда все заначки не просто показывают дно, а высушены намертво, происходит всплеск мелких краж у граждан и из ларьков. У матёрого участкового всё по графику, поэтому ему хуже всех его алкашей только залётный уркаган. Если местные на залётного не стуканут моментом — у них будут неприятности. А когда сигнализируют — неприятности будут у гастролёра.
Ну и новые люди напрягают, даже приличные. Пока участковый классифицирует тараканов их головах, пока в календарик вставит — время притирки есть время тревог. А тут на его территорию приезжает цирк
