Получив разрешение, Ильин подсел к нам. Он участливо посмотрел на Пилкина, — Вы, господин контр-адмирал, не переживайте, никакого роспуска армии и флота, никакого демонтажа государственной машины не будет. Да и зачем? Ведь в результате вместо Русской армии построили Красную армию, почти точную копию того что было, за исключением может быть элементов декора. А потом и это вернули, и погоны, и аксельбанты и все, все, все. Разве что кроме власти дома Романовых. Так что постулат о «разрушении до основания» положим мы на гроб дорогому Фридриху Энгельсу, хотя практически сделать сие затруднительно, потому что по желанию покойного его кремировали, а пепел развеяли над морем…
После наших слов контр-адмирал Пилкин немного повеселел. Тем временем в салон подошли Дзержинский и генерал Бонч-Бруевич. Феликс Эдмундович, услышав о таком тихом и бесславном крахе Временного правительства, пришел поначалу удивился, и пробормотал под нос что-то вроде «пся крев». Потом заулыбался и полез поздравлять и жать руку. Нам с подполковником Ильиным пришлось немного охладить его пыл.
— Вы, товарищ Дзержинский, не забывайте одного. Страна, которой вам придется управлять, находится сейчас в таком состоянии, что ей позавидует и иная латиноамериканская банановая республика. Все не просто плохо, а очень плохо. Архиплохо, как сказал бы Владимир Ильич…
— Вот, вот, — подхватил подполковник Ильин, — Двадцать три года правления одного из наиболее бездарных российских царей, две войны, три революции, Столыпинская аграрная реформа, по поводу которой у меня нет никаких слов, кроме матерных. Потом пришли Временные и, воплотив свои либеральные мечтания, удобрили все вокруг толстым слоем, с позволения сказать, «шоколада». Одним словом не страна, а настоящие авгиевы конюшни.
В тот раз все убрали по рецепту Геракла, смыв страну вместе с дерьмом. Мы не можем позволить себе поступить подобным образом, а значит, нам с вами придется все эти фекалии разгребать собственными руками. Вы Феликс Эдмундович так головой не крутите, именно вас мы порекомендовали товарищу Сталину на пост министра, то есть народного комиссара, внутренних дел. И не волнуйтесь, справитесь вы. Тем более, что в Смольном вы уже занимались вопросами безопасности. Ну, а по уголовным делам спецы еще на разбежались, так что рабоче-крестьянскую милицию и уголовный сыск вам создавать есть с кем. Ну, а в создании разведки и контрразведки вам помогут Михаил Дмитриевич и Николай Михайлович. Эти люди — настоящие профессионалы, и агентура их работает прекрасно. Насчет бывших чинов охранки и корпуса жандармов — разговор особый. Есть среди них и порядочные люди, а есть и откровенные подонки. Тут надо кадры просеивать через мелкое сито. У нас говорят, — Глаза боятся, а руки делают. Вы будете не одни. Стоит вам начать наводить порядок, то врагов у вас, конечно, заведется немало, но еще больше будет друзей и помощников.
Потом я добавил, — Поскольку мы здесь все в основном решили и договорились о взаимодействии, то завтра рано утром вы с генерал-майором Бонч-Бруевичем вылетите обратно в Петроград. Надо будет принимать дела, и браться за работу. Подполковник Ильин отправится вместе с вами, и окажет все возможную помощь. Чуть позже к вам присоединится еще один наш специалист, полковник Антонова Нина Викторовна, но ее мы планировали назначить контролировать царскую семью в Гатчине, которую еще предстоит там собрать. Кто в Сибири, кто в Крыму, кто на Урале. Временные разбросали камни, а нам теперь собирать.
Подполковник Ильин только кивал. Сейчас, когда события стали набирать скорость и, подобно горной лавине сорвавшейся с горного склона, понеслись, все сметая со своего пути, необходимо действовать решительно и быстро.
— Э-э… — только и смог произнести Бонч-Бруевич.
— Михаил Дмитриевич, вы что-то хотите сказать? — обратился я к нему.
— Скажите, Виктор Сергеевич, а почему так быстро? — спросил он, — Я еще не закончил знакомство с боевыми возможностями вашего соединения.
— Обстоятельства вынуждают нас к тому, чтобы мы действовали быстро, — ответил я, — Россия отчаянно нуждается в мирном договоре с Германией. Но со слабыми почетный мир не заключают, слабых просто вынуждают принять условия сильного. После разгрома германского флота нужно нанести поражение их 8-й армии в Прибалтике. Мы сможем перевернуть там все вверх ногами, вдребезги разбомбить штабы, склады и железнодорожные узлы, навести на немецкие войска ужас неуязвимыми танками и боевыми машинами пехоты. Но, для окончательного успеха необходимо чтобы русский солдат перестал кормить вшей в окопах, почувствовал себя победителем, и пошел занимать освобождаемую немцами территорию. Поэтому мы будем настаивать на вашем незамедлительном возвращении в должность командующего Северо-Западным фронтом. Там, в ходе совместных боевых операций, вы и изучите все наши боевые возможности.
— Ну, разве что так, — генерал Бонч-Бруевич достал из кармана платок, и начал машинально протирать пенсне, — Что ж, другие времена, другие нравы. Может ваша резкость и выйдет кому-то боком. Пока противник приходит в себя, вы уже все сделаете. Только вот, Виктор Сергеевич, я хотел бы сначала наедине переговорить с Владимиром Константиновичем.
— Поговорите, — пожал я плечами, — почему бы и нет. Может все таки сагитируете его за советскую власть, а то, как я вижу, господин адмирал пока еще сомневается.
— Да, сомневаюсь, — твердо сказал контр-адмирал, — Вот вы, Виктор Сергеевич, сказали, что планируете собрать всю царскую семью в Гатчину. С какой, позвольте сказать, целью?
— Можно я отвечу, ТОВАРИЩ контр-адмирал? — снова вступил в разговор подполковник Ильин. Я кивнул, и он продолжил, — Владимир Константинович, постарайтесь понять одно — даже отрекшись от престола, Николай Александрович Романов, не перестает играть, возможно, и пассивно, политическую роль. Только если раньше он играл эту роль, отдавая распоряжения, подписывая указы и манифесты, то теперь, став заложником обстоятельств, он подвержен воле тех политических сил, во власти которых ему повезет или не повезет оказаться. Один раз он буквально под дулом револьвера подписал отречение… — Пилкин уставился сначала на подполковника, потом на меня выпученными глазами, — Да, да, не удивляйтесь, это была не просто отставка в виду трудных политических обстоятельств, а самый настоящий заговор генералов. Ведь в случае отказа императору угрожали убийством его самого и всех близких. Лично он своей жизнью не очень-то дорожил, но он очень любил жену и детей.
Потом, кстати, то же самое проделали и с Великим Князем Михаилом, который и сам не горел желанием занимать трон. Да, да, измена, измена, кругом одна измена. И вот теперь мы хотим иметь господ Романовых у себя под рукой. Во-первых, чтобы они случайно не пострадали от местечкового самодурства или иностранного заговора, как это случилось в нашей истории. Во-вторых, мы не хотим, чтобы, даже оставшись живыми и здоровыми, Романовы оказались втянуты в какую-либо интригу или заговор, направленную против Советской власти. В-третьих, их активное и показательное сотрудничество с новой властью, должно будет окончательно успокоить ситуацию в стране.
