Значит, так: большой объём воздуха и один человек пропали из этой вселенной, а идентичная, но занимающая значительно меньший объём масса тяжёлой воды, появилась вместо них из… с другой стороны; именно это определение постоянно лезло Адекору в голову.
Но…
Но это значит, в этом же месте другой вселенной находится тяжёлая вода. А чистая тяжёлая вода в природе не встречается.
Что означает, что… портал, снова слово всплыло в голове непрошеным… так вот, портал должен открываться внутрь большого бака с тяжёлой водой. И если тяжёлая вода переместилась оттуда сюда, то Понтер переместился отсюда туда, из чего следовало…
Из чего следовало, что он, вполне вероятно, утонул.
На дне глубоких глазниц Адекора выступили слёзы, словно собирающаяся в колодцах дождевая вода.
* * *
Понтер поёрзал на диване и снова посмотрел на Мэри.
— Архивы алиби не только раскрывают преступления, — сказал он. — У них есть и другие применения. К примеру, вчера по телевизору говорили, что двое туристов потерялись в Алгонкинском парке[30].
Мэри кивнула.
— В моём мире невозможно потеряться. Компаньон триангулирует сигналы с нескольких установленных на вершинах гор передатчиков и определяет ваше местоположение, а если вы ранены или, скажем, застряли под обвалом, то спасатели быстро найдут вас по сигналу компаньона. — Он поднял руку, очевидно, копируя виденный ранее жест Мэри, чтобы предупредить возражения. — Конечно, только арбитр может приказать, чтобы вас нашли таким способом, и только в том случае, если вы сами этого потребуете путём посылки сигнала бедствия, либо по просьбе членов вашей семьи.
Заголовки, которые ей приходилось читать слишком часто, промелькнули у Мэри перед глазами:
«Полиция прекратила поиски»
«Пропавшая девочка не найдена; поисковые партии отозваны»
«Жертвы лавины считаются погибшими»
— Да, я думаю, такая система была бы очень полезна, — признала Мэри.
— Ещё бы, — уверенно ответил Понтер. — Компаньон также может послать сигнал бедствия сам, если вы окажетесь не в состоянии этого сделать. Он отслеживает ваши жизненные показатели, и если с вами случится инфаркт — или даже если вы окажетесь на грани инфаркта — он вызовет помощь.
У Мэри царапнуло на душе. Её отец умер от сердечного приступа, когда ей было восемнадцать. Она нашла его мёртвым, вернувшись из школы.
Понтер, очевидно, интерпретировал печаль на лице Мэри как сомнение.
— А всего за месяц до того, как я сюда попал, я куда-то засунул дождевик, который очень любил — это был подарок Жасмель. — Я был бы очень… — би-ип; огорчён? — если бы он потерялся. Но я просто пришёл в павильон архива, где хранятся мои записи, и просмотрел события последних пары дней. Увидел, где я оставил дождевик, пошёл туда и забрал его.
Мэри, конечно, ненавидела бесчисленные часы, потраченные на поиски непонятно куда девающихся книг, студенческих работ, визитных карточек, ключей от квартиры и купонов, срок действия которых вот-вот истечёт. Возможно, вы ненавидите это ещё больше, если знаете, что ваше существование конечно; возможно, это знание способно заставить вас найти способ избегать этих бессмысленных потерь времени.
— Персональный чёрный ящик, — сказала Мэри, обращаясь скорее к себе, но Понтер всё равно ответил:
— На самом деле носитель информации скорее розовый. Мы используем специально обработанный гранит.
Мэри улыбнулась.
— Нет-нет. Чёрным ящиком у нас называют полётный регистратор — устройство, которое устанавливается на борту самолёта и записывает все показания приборов и разговоры в кабине, на случай, если самолёт разобьётся. Но идея о персональном чёрном ящике для меня самой никогда меня не посещала. — Она помолчала. — А как он ведёт съёмку? — Мэри взглянула на запястье Понтера. — У него где-то там объектив?
— Да, но он используется только для того, чтобы рассматривать объекты за пределами радиуса восприятия компаньона. Компаньон использует сенсорные поля для записи окружения и своего носителя. — Понтер издал низкий звук — его аналог смешка. — Если бы записывалось лишь то, что компаньон видит в объектив, от этого было бы мало проку — в основном это были бы изображения моего левого бедра или внутренний вид левого кармана. А так, проигрывая свой архив, я вижу себя как бы с небольшого расстояния.
— Поразительно, — сказала Мэри. — У нас нет ничего подобного.
— Но ведь я видел продукты вашей науки, промышленности, — сказал Понтер. — Если бы вы сделали разработку подобной технологии приоритетным направлением…
Мэри насупилась.
— Да, возможно. Ну, то есть, мы ведь смогли одолеть путь от запуска первой ракеты в космос до полёта человека на Луну всего за двенадцать лет, и…
— Повторите ещё раз.
— Я говорю, когда нам по-настоящему приспичило послать человека на Луну…
— Луну, — повторил Понтер. — Вы говорите про луну Земли?
Мэри моргнула.
— Ага.
— Но… но… это же фантастика, — сказал Понтер. — Мы никогда не делали ничего подобного.
— Вы никогда не были на Луне? Не вы конкретно, а ваш народ? Ни один неандерталец не был на Луне?
Глаза Понтера стали круглыми.
— Нет.
— А на Марсе или других планетах?
— Нет.
— А спутники у вас есть?
— Только один, как и здесь.
— Нет, я имею в виду искусственные спутники. Необитаемые механизмы, которые летают над Землёй по орбитам, чтобы предсказывать погоду, обеспечивать связь и всякое такое.
— Нет, — сказал Понтер. — У нас ничего такого нет.
Мери на секунду задумалась. Без наследия Фау-2, без ракетных разработок второй мировой войны, сумело бы человечество запустить в космос хоть что-нибудь?
— Мы запустили в космос… не знаю, сколько точно, но по меньшей мере несколько сотен аппаратов.
Понтер поднял взгляд к потолку, словно представляя себе недовольное лицо луны над крышей дома Рубена.
— Сколько людей живёт на Луне сейчас?
— Нисколько, — ответила захваченная врасплох Мэри.
— У вас нет там постоянного поселения?
— Нет.
— То есть, люди просто прилетают посмотреть на Луну, а потом возвращаются на Землю? И сколько бывает там за месяц? Это популярное занятие?
— Гмм, нисколько. Никто не был на Луне уже… да, похоже, уже тридцать лет. На Луне побывало всего двенадцать человек. Шесть групп по два человека.
— Почему вы прекратили туда летать?
— Это сложный вопрос. Не в последнюю очередь из-за денег.
— Могу себе представить, — сказал Понтер.
— И ещё из-за политической ситуации. Видите ли, мы… — Она на мгновение замолчала. — Это трудно объяснить. Мы называем это «Холодная война». Настоящих военных действий не было, но Соединённые Штаты и другая большая страна, Советский Союз, находились в состоянии серьёзного идеологического конфликта.
— Из-за чего?
— Гмм, из-за устройства экономики, я полагаю.
— Вряд ли стоит драться из-за такого, — сказал Понтер.
— В те времена это казалось очень важным. Так вот, президент Соединённых Штатов в, если не путаю, 1961 году поставил цель высадить человека на Луне к концу десятилетия. Видите ли, русские — народ, населяющий Советский Союз — они первыми запустили в космос искусственный спутник, а потом первыми запустили в космос человека, а США отставали, и вот таким образом решили отыграться.
— И получилось?
— О да. Русские так и не смогли полететь на Луну. Однако после того, как мы опередили русских, то почти сразу потеряли к Луне интерес.
— Это смешно… — начал Понтер, но оборвал себя. — Нет, прошу меня простить. Полёт на Луну — это великое достижение независимо от того, сделали вы это единожды или тысячу раз — это всё равно достойно восхищения. — Он помолчал. — Думаю, это просто вопрос выбора приоритетов.
Мэри и Понтер спустились вниз, собираясь чего-нибудь поесть. Только они вошли в кухню, из подвала появились Рубен с Луизой. Рубен улыбнулся Понтеру.
— Ещё барбекью?
Понтер улыбнулся в ответ.
— Неплохо бы. Но вы должны позволить мне помогать.
— Я вам покажу, что делать, — сказала Луиза. Она похлопала Понтера по руке. — Идёмте со мной, мой великан.
Мэри неожиданно для себя самой возразила:
— Вы же сказали, что вегетарианка.
— Так и есть, — ответила Луиза. — Пять лет уже. Но я знаю, как готовить барбекью.
Мэри очень захотелось пойти с ними, когда Понтер и Луиза вышли через стеклянную дверь на террасу. Но… нет, это будет совсем глупо.
Луиза задвинула за собой стеклянную дверь, чтобы кондиционированный воздух не выходил наружу.
Рубен тем временем освобождал кухонный стол. Имитируя голос старой еврейки-сплетницы, он спросил:
