Вместо Лубянки или Наркомата обороны Никольского привезли на загородную государственную дачу, обнесенную высоким забором и с часовыми в форме НКВД на воротах. Здесь впервые попросили сдать оружие.
Капитан вытащил «ТТ» из кобуры, снял портупею, полушубок и шапку. Поколебавшись, вынул из внутреннего кармана «Вальтер» — дань дореволюционному хобби — и сдал дежурному.
На даче нет табличек на дверях. По этой причине Никольский не сразу смог понять, кем является крупный представительный мужчина в мундире генерал-майора, с хозяйским видом рассевшийся у горящего камина. Откуда-то он его помнил. По крайней мере при подготовке визита к Деканозову перед войной Владимир Павлович точно видел фото с этими правильными чертами лица и жесткими неприятными глазами.
Генерал повелительно махнул рукой на кресло напротив. Не отрекомендовался, не поздоровался, руки не подал.
Никольский представился по-уставному капитаном Николаевым и сел.
Постучался и заглянул некий гражданский человечек.
— Виктор Семенович, к вам двое приехали.
— Обождут.
Визави уставился на Никольского. Того словно громом тряхнуло. Генерал-майор госбезопасности, коего зовут Виктор Семенович, не иначе как Абакумов, начальник СМЕРШа Наркомата обороны. Генерал, который на самом деле никому не подчиняется ни в армии, ни в ГБ, а лично председателю Госкомитета Обороны. То есть Сталину. Вот так попал!
— Капитан, вы знакомы с английским капиталистом Александером фон Шауфенбахом?
Твою налево. В этой стране и в такое время любое знакомство с британским подданным — прямая дорога в тюрьму за шпионаж. Подсознательно нечто подобное ожидалось с сентября сорок первого, но потом чувство опасности притупилось.
— Никак нет, товарищ генерал-майор госбезопасности.
Абакумов швырнул фото. На нем — Шауфенбах, одетый по довоенной моде. К счастью, без Никольского. На втором фото мертвенной рыбьей улыбкой скалился Шейдеман, тоже один и в гражданском.
— Здесь интересное фото, — начальник разведки раскрыл папку и показал капитану его собственное фото из агентурного досье «Лодочников» — отца и сына Никольских. — Вы признаете, Владимир Владимирович, что являетесь сыном жандармского палача трудового народа Владимира Павловича Никольского? Впрочем, твое признание ничего не изменит. Меня интересует, кем и с каким заданием ты сейчас внедрен в Красную Армию.
В минуты опасности мозг работает с десятикратной скоростью. Во-первых, абсолютно невероятно, чтобы смершевцы сличили совершенно секретное досье из архива внешней разведки НКВД и личное дело заурядного армейского офицера. Во-вторых, подумал Никольский, если бы весть о моем шпионском внедрении послужила причиной доставки сюда, то я бы давно украсился наручниками и следами побоев. Значит, опять какие-то инопланетные происки. Выход очевиден — отрицать и ждать.
— Никак нет, товарищ генерал-майор госбезопасности. Сходство есть. Случайное.
— Жаль, — угрожающе пророкотал Абакумов. Могли бы договориться по-хорошему. Хомутов!
— Да, Виктор Семенович! Этого в подвал?
Генералу, очевидно, хотелось сказать «да».
Не исключено, у ГБ все госдачи оборудованы спецподвалами. Необходимый элемент, как санузел или баня.
— Потом. Введи тех двоих. И кресла поставь.
В каминный зал дачи вошли двое, которых крайне сложно было представить вместе. Шейдеман учтиво пропустил Шауфенбаха вперед. Абакумов изобразил гостеприимное радушие, пожал им руки, усадил в кресло, предложил коньяку, кофе и закурить, из чего стало понятно — об их истинной природе он не догадывается.
— Как добрались? Погода нынче не очень, — Виктор Семенович по праву хозяина начал разговор первым.
— Спасибо, — ответил Шауфенбах за обоих. — Вижу, с нашим протеже вы успели познакомиться. Как он вам?
— Как и погода. Не очень. Решил мне наврать. Отрицал и белогвардейское прошлое, и ваше знакомство. Так что, коллеги, я в сомнениях.
— Вы считаете, что для нашей миссии подойдет человек, который с первой же минуты рассказывает, что он засланный агент? — включился Шейдеман.
— То — с врагами. С советской контрразведкой наш человек должен быть искренним.
— К сожалению, Владимир Павлович — единственный гражданин СССР, которому обе наши организации готовы оказать доверие в столь щекотливом деле.
— Похоже, я единственный в этой комнате, кто не в курсе, какая миссия мне предстоит, — про себя Никольский добавил: — «И единственный, чье мнение не спрашивают».
— Командование приняло решение поручить вам, капитан, ответственное задание, — веско объявил Абакумов.
— Господин капитан, о вашем участии имеет смысл говорить только в случае действительно добровольного сотрудничества, — уточнил Шауфенбах, а меж строчек прозвучало: как всегда.
Добрая воля — замечательная вещь. Но как можно говорить о ней, когда начальник СМЕРШа держит в руках папку с личным делом агента «Лодочник». Тем более, контрразведке не нужно знать наверняка. Достаточно обоснованных подозрений чтобы избавиться от непонятного фигуранта. Одним словом, гаубичным дивизионом больше не командовать.
«Интересно, — подумал Никольский, — кто слил в СМЕРШ информацию о нем? На Шауфенбаха не похоже, хотя с марсианами ни в чем нельзя быть уверенным. Вероятнее — Шейдеман. Судя по обстоятельствам их первой встречи, второй нечеловек менее разборчив в средствах. В любом случае сидящий напротив холеный генерал представляет гораздо большую опасность, чем нелюди и любые другие враги, вместе взятые. Поэтому ни выбора, ни добровольности нет».
— Как я понимаю, здесь присутствуют представители иностранных государств. Товарищ генерал-майор госбезопасности, ваше участие является гарантией, что задание — в интересах СССР. Конечно, согласен.
— Вот что, капитан, ты дурку-то не валяй. По возвращении, если все пройдет по плану, я сделаю, чтобы твои белогвардейские корни были забыты. Не то… сам понимаешь.
— Буду стараться, товарищ генерал-майор.
— Надеюсь, главный кадровый вопрос мы решили, — подытожил Шауфенбах. — Как договаривались, прошу предоставить нам помещение, где наши специалисты начнут подготовку агента.
— Эта дача подойдет?
— Конечно. Только попрошу убрать записывающие и прослушивающие устройства. Наша аппаратура выведет их из строя, так пусть, как у вас говорят, добро не пропадает.
Шейдеман кивнул головой, подтверждая слова конкурента-коллеги.
Пока вызванный офицер вынимал из стен микрофоны, марсиане для видимости сделали по глотку кофе. Наконец Абакумов попрощался и убыл, охранники покинули здание, скучковавшись в караулке.
Шауфенбах достал небольшой продолговатый предмет, до запуска в действие напоминавший проектор, на котором демонстрировал заседание Временного правительства, и провел им в воздухе. Шейдеман повторил его действия, спрятал свое приспособление в карман, затем прокомментировал:
— Товарищи большевики растут над собой. Оставили по заметному микрофону в каждом помещении и неприметную слуховую трубу в подвал.
— Вы ее заглушили?
— Нет, ввел улучшение. Товарищи круглые сутки будут слушать Библию.
— Очень смешно, — похвалил Никольский. — Теперь, наконец, можете объяснить мне, почему вы вместе и в какую задницу намерены засунуть меня и мою страну?
— Как всегда, сыплете вопросами. Будто с семнадцатого ничего не изменилось. Слушайте.
Шауфенбах говорил долго. По его словам, крушение Германской империи, в котором уже никто не сомневался, порождает одну весьма существенную проблему. Через какие-то несколько месяцев архивы рейха попадут в руки передовых армейских отрядов — русских, британских, американских, канадских, французских, австралийских, польских и других. Только ленивый не объявил войну погибающей Германии. В тех архивах масса неприятных документов о неприглядной роли СССР, Франции, Великобритании и США, а также организаций двух пришельцев, которые взращивали гитлеровского монстра в надежде использовать его против других. Сейчас спецслужбы кровно заинтересованы, чтобы никто не узнал о движущих силах, столкнувших планету в мировую войну.
— Понятно. Объясните, Александер, в чем польза для России — СССР в уничтожении этих бумаг?
— Ваша Родина могуча и истощена одновременно. США сильнее и имеют гораздо большие ресурсы. Открытие неприятных для администрации и конгресса тайн может повлечь ситуацию, когда американцы предпочтут воевать дольше, лишь бы до следующих выборов отвлечь внимание электората от скандала. Как вы понимаете, после победы над Германией и Японией у янки останется лишь один стоящий соперник, где попираются свобода и демократия. Продолжать?
— Про важность архивов я понял. Как эту проблему можно решить?
