длинные черные волосы волной ниспадали на ее спину, доставая до талии, а точеные черты красивого личика выдавали чистейшую эллинскую кровь. Полупрозрачное одеяние не скрывало, но подчеркивало стройные ноги, молодую полную грудь и тонкую талию. Глядя на эту девушку Аль-Фадл почувствовал как все дурные предчувствия отступают перед поднимавшимся желанием и он, скинув с плеч халат, залез на кровать, как и раньше, только сильнее распаляясь от бессильной ненависти, извивавшейся под ним рабыни.
И в этот миг до его слуха донеслись тревожные голоса, переходившие в панические вопли, топот ног и лошадиных копыт, а вслед за этим — воинственные кличи на незнакомом языке. Забыв о девушке вали метнулся к окну — как раз, чтобы увидеть, как море и прибрежные дома озаряет яркое пламя от полыхавшего арабского флота.
Под покровом ночи и ненастной погоды драккары фризов подошли почти вплотную к Карфагену, после чего северяне, пробравшись на берег, вырезали всех часовых, наблюдавших за входом в Карфагенское озеро. Затем фризы подняли цепи преграждавшие путь в гавань и вошедшие в «озеро» ромейские дромоны обрушили потоки греческого огня на арабский флот.
— Один! Один и Ньерд! — Херульв, с мечом Асбрана наголо, шел впереди своего отряда, рубясь направо и налево, кромсая сарацинов словно матерый вепрь, ворвавшийся в свору брехливых собак. И столь же свирепо рубились и его воины — фризы, даны, готы, — всем своим видом наводя ужас на сарацин. Ифрикийский джунд, разодранный внутренними дрязгами, ослабленный постоянными стычками с берберами, наконец, просто не ожидавший столь дерзкого нападения, сопротивлялся недолго, дрогнув после первого же натиска северных варваров. Тем более, что за ними, с криками «С нами бог!» уже чеканили шаг ромейские скутаты, прикрывшиеся большими овальными щитами, сражавшие сарацинов своими мечами-спатами и длинными копьями. А вдоль берега моря неспешно двигались византийские дромоны, что забрасывали город огненными снарядами из катапульт — и по всему Карфагену тут и там вспыхивали алые цветы пожарищ и в ночное небо, под испуганные крики арабов, поднимался черный дым.
Лишь у стен дворца вали воины джунда попытались перегруппироваться и отбросить наступавших ромеев и варваров от резиденции своего владыки.
— Сдохни, черное отродье Сурта! — рявкнул Херульв, отбивая метнувшийся к его горлу сарацинский клинок. Меч Асбрана ударил в ответ, располосовав араба от плеча до пояса, разрубая тело на брызжущие кровью и внутренностями половины. Новый удар снес голову другому сарацину, занявшему место первого и фризский принц, перешагнув через труп, рванулся вперед, одним прыжком оказавшись в дверях дворца. За его спиной столь же свирепо рубились и его воины, проникая внутрь здания, а за ними шли закованные в сталь скутаты, добивая раненных. Сам же Херульв, со своими северянами, шел почти не встречая сопротивления — те стражники джунда, что встречались им, уже не принимая боя сразу бросались наутек. И фризы с данами уже начали грабить дворец, врываясь в первые попавшиеся комнаты, хватая все мало-мальски ценное, взрезая глотки чернокожим евнухам и насилуя испуганно визжащих пленниц.
Херульв первым ворвался в опочивальню правителя, хотя и не сразу понял, что за полуголый человек, в наспех напяленном халате, визгливо выкрикивает оскорбления на арабском, размахивая перед ним сарацинским, «дымчатым», клинком. Фриз легко отбил его удар, но ответить не успел: араб странно дернулся, выпучив глаза, на черную бороду выплеснулся поток крови и вали Ифрикии ничком повалился на персидский ковер, устлавший пол. Из его спины торчала украшенная драгоценными камнями рукоять кинжала. Фриз поднял глаза и увидел перед собой красивую девушку, тщетно пытавшуюся прикрыться остатками разорванного тонкого одеяния. В широко распахнутых синих глазах страх перед неведомыми варварами мешался с гордостью и облегчением от гибели ненавистного хозяина.
Наследники Спарты
— На, выпей! Выпей-выпей, у сарацин, говорят, доброй выпивки не бывает.
Сидевшая на корме драккара черноволосая девушка опасливо зыркнула на Херульва, но все же приняла из его рук бурдюк с вином. Сделала большой глоток и тут же закашлялась, утирая с подбородка темные потеки — «черное» вино из личных запасов Феофила, оказалось слишком крепким для недавней рабыни.
— Дай сюда! — усмехнулся Херульв и, вырвав у девушки вино, сам сделал большой глоток. Крякнув от удовольствия, он перевел взгляд на пленницу, что, съежившись, сидела средь наваленных в кучу тканей и прочей сарацинской добычи.
— Как, говоришь, тебя зовут? — спросил фриз.
— Горго, — нехотя ответила пленница.
— Горго? — Херульв припомнил кой-какие амулеты, что носили греческие скутаты,
