– А почему китайский?
– Ну не указывать же венецианский, – резонно возразили ему. – А так никто не догадается, верно?
Хомяков согласно кивнул и, вспомнив Балбеса из бессмертной гайдаевской кинокомедии, про себя тут же обозвал проект «Операция Ы». Но остыв, по здравому размышлению пришел к выводу, что название и впрямь не имеет никакого значения, лишь бы… Ну да, главное, чтоб сложилась нужная картинка…
На первых порах дела шли превосходно. Нужны специалисты – сама судьба подкидывала их, стеклодувы-мастера – тоже нате, возьмите, да еще с выбором. Про помещения и средства и говорить нечего – не оскудевала рука дающего и не уставала рука берущего. Уже через три месяца Хомяков даже смог выдать на-гора первую продукцию – несколько маленьких зеркал, повышающих настроение.
Но так длилось недолго. Первая загвоздка приключилась с тем же «зеркальцем улыбки». К превеликому его сожалению, изготовить большое зеркало, обладающее теми же свойствами, но большей мощности, так и не удалось. Либо лопалось стекло, либо на выходе получалось обычное зеркало, разве что с несколько туманной поверхностью, хотя рецепт был тот же самый. Да и маленькие зеркала со временем отчего-то начали терять свои свойства.
А дальше пошло-поехало, неудача за неудачей сменяли друг друга. Видно, правда, говорят в народе, что беда одна не ходит. Словом, как отрезало, ибо приготовить зеркальную амальгаму в точности по средневековым рецептам никак не выходило. В старинных рукописях, которые удалось раздобыть, многие места оказались зашифрованы, а кое-что оставалось непонятным и после дешифровки.
– Это же элементарно! – вопил Хомяков на летучке, в очередной раз приехав из Москвы и раздраженно узнав, что исследования застопорились. – Уйма спецов три месяца вкалывала, все полностью вам разложили по полочкам, так чего еще?! Почему опять не слава богу?!
– Потому что я понятия не имею, что такое синяя ртуть, – огрызался старший производства Тимофей Петрович Камнев, некогда бывший аж доктором наук.
Согласился он сменить престижную должность и московскую квартиру на длительную командировку в захолустье лишь после того, как два вежливых сотрудника продемонстрировали ему видеокассету с невинным развлечением доктора. Ну что делать, если Тимофей Петрович безумно любил детей, причем исключительно по ночам. После детальных пояснений, во сколько лет зоны обойдется ему эта любовь, и еще более подробных – что ему грозит с такой статьей во время пребывания там, Камнев в добровольном порядке выбрал командировку.
– Вы ж доктор наук! Неужели такой элементарщины не знаете?! – изумленно разводил руками Хомяков.
– Элементарщины, – горько вздыхал Камнев. – Вон териак встречается в русских рукописях куда чаще. На эту панацею от всех бед ссылался чуть ли не каждый врач, оставивший след в истории, начиная от Галена и кончая Авиценной. А что он собой представляет, ну хотя бы приблизительно, и что входит в его состав – до сих пор неизвестно. А тут всего в одной рукописи, да и то тайнописью… Вы сами-то уверены, что ваши спецы правильно расшифровали название, потому что я хоть и химик, а про синюю ртуть отродясь не слыхивал.
Тогда и было сформулировано задание найти хорошего специалиста по латыни, но не всякой врачебной ерунды, которую пишут на рецептах, а латыни настоящей, использовавшейся в древних рукописях, но найти такого никак не получалось. И Хомяков аккуратно расспрашивал многих своих знакомых, не могут ли они ему помочь в розыске вот такого человека.
Именно потому звонок своего старого училищного товарища оказался очень кстати. Уже на следующий день Хомяков прибыл в Саранск, а оттуда по скверным дорогам чуть ли не полдня добирался до зоны, расположенной подле небольшого поселка, тускло замершего под вечно серым мордовским небом.
Однако сразу на Немого московский гость выходить не стал, проявив выдержку. И даже ознакомившись с его личным делом, обратив особое внимание на диагноз врачей: «Психопатическая личность, утрачивающая вменяемость…» и далее сплошная заумь, будто опера в ИТК имеют медицинское образование, он тоже не торопился со встречей. Вместо этого Александр Валентинович предложил Иванину вызвать Немого к себе и предложить перевести ксерокопию одного древнего манускрипта, с которым как ни бились аж два доктора наук, но в трех местах так и не смогли внести ясность – получалась форменная белиберда, притом у каждого разная.
Заранее настроив себя на неудачу, Хомяков был просто ошарашен, когда этот зэк с темным прошлым и кровавым настоящим перевел все легко, без особого напряга, можно сказать, играючи, написал корявыми русскими буквами безусловно точный перевод текста. Оказывается, никому и в голову не пришло, что в этих местах вместо латыни были использованы вперемешку итальянские и немецкие слова, причем не в современном их значении, как Александр Валентинович выяснил много позже, уже вернувшись в Москву, а именно в средневековом. Потому-то и буксовали господа ученые, ибо разница между одинаковыми на первый взгляд словами оказалась огромная. Ну, все равно что заставить перевести какого-нибудь английского спеца по русскому языку слово «живот», которое в Средневековье на Руси имело два значения: имущество и жизнь. И тоже ничего общего с современным значением.
Но и тут Хомяков не торопился предлагать взаимовыгодное сотрудничество. Рано. К тому же он свято помнил старинное правило о кнуте и прянике, а потому для начала решил использовать кнут. Раз книги на латыни так сильно привлекают «гладиатора», стало быть, можно соблазнить именно ими, но… предварительно отняв и пообещав вернуть в случае его согласия поработать на общее благо.
На этап Немой угодил неожиданно, чуть ли не в самый последний момент. Пару книг ему прихватить с собой удалось, но на первом же шмоне они были безжалостно изъяты. Не положено, ибо библиотечные. Поняв, что иного выхода нет, Немой встал на дыбки, решив затеять драку. Расклад его был следующий: одолеть надзирателей не выйдет, но пока его станут останавливать, как обычно, не особо при этом церемонясь, пару-тройку хороших увечий он получит, а больного никто на этап не отправит, оставят на больничке. Ему же только это и надо.
Однако Хомяков и тут рассчитал все правильно. Едва Немой затеял бузу, как был надежно оглушен, закован в наручники, и всех увечий у него к моменту посадки в «столыпин» была небольшая шишка на затылке. Сам Александр Валентинович клятвенно заверил своего товарища, что если дядя окажется «в масть», то он в долгу не останется и поможет с переводом Иванина в московскую управу. После этого, не мешкая ни минуты, запрыгнул в уазик и помчался в Нижний, чтобы встретить Немого уже на вокзале.
