Косяк, однако.
Надо взять на заметку и впредь меньше развлекать местный народ футурошоком. Ладно пока мы на барке, где практически все свои… А вот ежели еще где случиться…
Мдя.
Чую, загорать мне придется между зубцами стен замка, выставив по углам боковое охранение.
Закончив с ногтями, отрезал я у дежурных шоссов те места, которые изображали носки, и показал Микалу, как нужно обметать и подшить нижний край. А сам занялся изготовлением «тормозов», благо портянки были длинные, и откуда оторвать две полосы суровой бязи шириной в три пальца нашлось.
В армейской юности нам каждую неделю выдавали после бани чистое белье и портянки. Так вот из-за самодельных «тормозов» некоторые полотнища напоминали формой носовые платки. Вот уж когда обидно ругались обделенные матросы с баталером, которым с нами служил турок-месхетинец из Средней Азии. До драки, правда, не доходило — силен был, зараза, и резкий как понос, несмотря на то, что росточком не вышел. Но после каждой такой выдачи, запирался он у себя в каптерке и жалобно пел: «Гиль… Гиль..». Его тоже понять можно — ему из прачечной портянки мешками выдавали. Где там каждую портянку на длину рассмотришь, когда хохол-прапор считает их быстрее денежной машинки и тут же в мешок сует.
А фабричные «тормоза» что на солдатские галифе, что на матросскую рабочую робу делал вредитель, которому за такую конструкцию сразу десять лет расстрела можно без суда давать — шириной в сантиметр и из такой тонкой и дерьмовой материи, которая разу же загнивала и сворачивалась в трубочку. Ходить было просто невозможно. А без «тормозов» все торчало из сапогов мешком, за что нас сурово дрючили отцы-командиры: не тот внешний вид. Вот и выходили мы из положения матросской смекалкой. В увольнение, правда, ходили не в робе, по нормальной матросской форме с ботинками, вот только куда там ходить было в этом Богом забытом холодном городишке в тонких носках и кургузом бушлате…
Наконец-то все обметано и тормоза собственноручно мною пришиты, вызвав неподдельный интерес моей «скамейки» к такой несложной, но очень полезной конструкции.
Натянул шоссы. (Или теперь уже леггинсы?). Повертелся. Однако «тормозами» шоссы лучше натягиваются, чем родными композитными «носками».
Подглядел я тут за местным модниками… Я худею, дорогая редакция. Шевалье д’Айю натягивает на себя эти шоссы тонкого сукна, предварительно намочив, и высыхают они у него уже на ноге. Зато весь рельеф мышц на его тонких ногах как скульптурный. Дамам, наверное, такое нравится.
Надел поверх пуфы, из которых давно уже приказал Микалу выкинуть всю паклю, а то уж вид был больно педерастический. Два шарика на заднице, из которых торчат цыплячьи ножки. Намотал портянки и вбил ноги в сапоги, отвернул вниз ботфорты по методу киношных мушкетеров господина Дюма. И остался своим видом весьма доволен.
Сверху только батистовая рубашка-камиза осталась. Не стал я полностью одеваться.
Тепло.
Солнышко пригревает.
И ветерок ласковый.
Стоило одеться, как тут же ко мне нарисовались посетители, которые до того меня просто не замечали.
Первым по рангу подсел ко мне на аудиенцию дон Саншо с неделикатным вопросом.
— Феб, у тебя сколько денег осталось? — и сверлит меня единственным глазом.
— У меня их вообще не оставалось, как помнишь. Не заметил как-то я на себе кошелька, когда в лесу очнулся. Я, брат, вроде без мошны на двор в Плесси-ле-Тур вышел. А трофейных денег осталось девяносто семь золотых франков.
Было сто. Один я дю Валлону отдал и по одному осчастливил Микала и Филиппа. Так что все правильно.
— И у меня двадцать три флорина, не считая горсти серебра, — добавил инфант. — Всего сто двадцать. Маловато будет.
— На что маловато?
— На переезд морем до Сантандера. На каждого коня с рационом клади по пять золотых. Уже сто двадцать. А еще за наш проезд возьмут сколько-то. Прожитье в Нанте — тоже затраты. И на себя и на коней. Хотя не такие и крупные. Молебен еще отслужить надо за избавление от напасти — тоже денег стоит. Я надеялся у сеньора де Реца перехватить в долг, но сам видел: какая тут катавасия случилась.
— А как так получилось, что ты не знал, что маршал погиб за десять дет до твоего рождения? — этот вопрос был для меня интересен.
Мне ведь тоже предстоит информацию получать из таких же источников.
— Об этом никто как-то не потрудился сообщить, — вздохнул дон Саншо. — Отец только хвалился, как он воевал с ним и служил у него пажом. И как тот возвел его в башелье* среди костров военного лагеря. В пример мне его ставил. Ну и про Жанну Деву часто любил рассказывать. А вот про то, что было после — не говорил. Домой он вернулся, в Реконкисте принял участие — мавров воевал. Вот про тех мог часами хвалиться, как он их рубал. Я и подумать не мог, что такой великий человек как маршал может так плохо кончить.
Саншо понурил голову и отвернулся.
— А в Нанте мы разве не можем перехватить денег у ростовщиков? Под вексель? — спросил я его.
— У ростовщиков под вексель вряд ли, разве что только под залог, — не оборачиваясь, отозвался он. — Вот если там будут наши купцы, то…
Тут я многозначительно хмыкнул. Заложить нам было нечего.
— Можно пару коней продать, — предложил я выход. — Андалузцы здесь в цене.
— Они и дома в цене, — возразил мне дон Саншо. — А мы и так прилично потеряли хороших коней. Я как про своего дестриера вспомню, так мне сразу хочется носатого Паука душить. Долго чтобы хрипел подлюка. Я на этом жеребце четыре турнира выиграл.
— Ладно, проснемся — разберемся, — ответил я фразой из анекдота про Машу и медведей, закругляя тему.
Я не хам вообще-то, просто заопасался, что дон Саншо будет мне до вечера рассказывать, какой хороший был у него конь. Он уже пытался мне этой темой по ушам ездить. Но, слава Богу, что для этого у него всегда наготове уши сьера Вото.
— Когда проснемся? — не понял меня дон Саншо.
— В Нанте, когда проснемся, что-нибудь придумаем, — обнадежил я друга.
— Да… — вздохнул Кантабрийский инфант. — Как говорит твой шут: дорога дорога. Накладно нам вышло это посольство к руа франков.
— Воевать еще дороже, — поддакнул я ему, — Однако придется.
Река снова поменяла свой норов. Берега выглядели положе. Леса на них стало меньше, да и тот, что есть, весь изъеден проплешинами полей. На самом русле появилось много узких длинных островов покрытых высокой зеленой травой. По виду сочной и мягкой. Идеальный выпас, однако никто не пользуется. Даже не косит, хотя сейчас самое время.
— Нант уж скоро. Завтра в нем будем, — удовлетворенно сказал шкипер, ворочая кормовым веслом.
